Книга Мой Однолюб. В его сердце другая, страница 27 – Лина Коваль

— Что стоишь? — спрашивает Ваня, вручая мне мороженое и подцепляя майку со спины. — Раздевайся.

— Я без купальника, — пожимаю плечами. — Думала перед пляжем в номер заскочить. Может, сбегаю?

Посматриваю на территорию отеля и тыльной стороной ладони вытираю пот со лба. Мороженое в руке манит ничуть не меньше, чем упругий соболевский пресс.

— Давай так. Потом сходим.

Замираю с мороженым в руках, пока он аккуратно поправляет занавески и укладывается на подушки, широко разводя ноги.

— Иди ко мне, Тая. Я тебя не съем…

— Я этого не боюсь.

Вообще-то, я боюсь, что я тебя съем, Соболев.

Делаю шаг вперед.

Скинув сандалии, аккуратно, чтобы не вымазаться, забираюсь внутрь. Укладываюсь спиной на жаркое тело и с облегчением вытягиваю ноги.

Черт.

У него снова стоит. И снова на меня. Но я не заостряю на этом внимание. Просто сжимаю ягодицы и осторожно ёрзаю бедрами.

— Пф-ф… Давай полегче, — над ухом раздается шепот.

Боже. Я не знаю, от чего сгорю скорее — от стыда или от нового чувства внутри, которое, как я догадываюсь, и именуется возбуждением. Что-то похожее я испытывала в своём номере и у колонны той ночью, а ещё в каюте, когда Ваня меня целовал. Испуганную и размякшую.

Передав ему рожок, выдыхаю и смотрю на лазурного цвета море, виднеющееся между гуляющих от ветра шторок. Слизываю капельки мороженого с рук. Мама бы подобную антисанитарию, как врач, не оценила, но я её внутренний голос, раздающийся в голове, блокирую на корню. Только её здесь не хватало. Третьей.

— Чем занималась эти дни? — спрашивает Ваня, кусая рожок.

— Ничем, — пожимаю плечами. — Пошопилась немного…

— Это купила? — кивает.

— Ага.

Мужская рука ведет по краю мягкой футболки и по-хозяйски укладывается мне на живот.

— Красиво. Мне нравится.

— Спасибо, — смущаюсь. — Ещё со Златой гуляли, — добавляю.

— Со Златой… Лицо у нее знакомое.

— Откуда? — оборачиваюсь и мажу взглядом по широкому подбородку.

— Вспомню — скажу.

На его лице ноль эмоций. Активно жует своё мороженое и смотрит на море.

— Хорошо, — успокаиваюсь и снова облизываю рожок.

Довольно быстро разделываемся со сладким завтраком. А потом просто нежимся в тени. Привыкаем друг к другу, что ли. Не знаю, как назвать это молчание, которое он нарушает первым.

— Как ты думаешь? — приближается Ваня к моему лицу так, что я вижу яркие искорки в его глазах и то, как трудно раздуваются крылья носа. — Ангина на четвертый день заразна?

— Не знаю, — я кусаю губы в предвкушении. — Но… у меня крепкое горло.

— Пздц, — он смотрит по сторонам и снова на меня. — Зря ты это сказала…

— Почему? — шепчу. — Я редко болею…

— Молчи, — бурчит, легонько касаясь влажными губами моих губ. — Три дня только об этом мечтал.

— Правда? — удивляюсь.

Вместо ответа, Соболев ладонью фиксирует мою голову и целует с привкусом клубники. Прихватывает зубами нижнюю губу и облизывает её по контуру. Склонив голову, проталкивает язык дальше и нападает.

Снова нападает.

Единственное, что чувствую — конечности в кисель превращаются. Упираюсь пальцами в каменную ногу чуть выше колена, чувствуя под ними короткие мягкие волоски, резко контрастирующие со стальными квадрицепсами.

Наверное, это глупо — целоваться со своей первой любовью на пляже пятизвездочного отеля, но я решаю хотя бы раз в жизни позволить себе глупость.

— Ты вся мокрая. Давай снимем это, — предлагает Ваня, снова касаясь края футболки.