Книга Прививка от невежества, страница 159 – Сергей Анатольевич Соболенко

— Что моя? — перепугался я.

— Твоя речь, а потом все выступаете.

— Еще и речь? — ужаснулся я.

— Традиция, — четко сказал певец и растворился в темноте.

Что же говорить, не знаю, когда начнет тот в тюбетейке? А внизу уже говорил Ким. Мне сразу захотелось покурить конопли, съесть опиума и выпить стакан водки, но ничего подобного рядом не было. Тряхнув головой несколько раз, я бросил строгий взгляд на стоящих рядом ребят и вдруг, глубоко вздохнув, снова сел на пол. Я внезапно ощутил каждой своей клеткой, что они тоже волнуются, их боль острее моей, потому что она впервые. Впервые у них было все: чужая страна, чужое загадочное место по имени Чуйская долина, чужие люди, чем-то похожие чуть ли не на марсиан, и великий Учитель со своей непостижимой силой. Спустившись со второй лестницы, которая вела за дом, мы затаились в тени единственного дерева, растущего возле арыка. Внезапно все гости весело закричали и захлопали.

— Пожалуйста, Учитель, просим, — радостно закричал в микрофон Урумбай, подняв вверх обе руки.

У меня перехватило дыхание: Вот сейчас Фу Шин покажет какое-нибудь чудо, вылечит кого-нибудь или перережет своей энергией что-нибудь сверхтвердое. Ведь Учителя иногда делают подобное для близких людей. Ням любил без размаха и напряжения перебивать рельс.

— Пожалуйста, Учитель, — уже стоя аплодировали гости всех национальностей и вероисповеданий.

Фу Шин поклонился и подошел к микрофону, по двору ударила тишина. Заиграла знакомая музыка, и Патриарх, взяв микрофон, запел одну из песен Джо Дасена. Дунганин, азиат, хранитель древних знаний понимал красоту далекой Франции. Если бы Фу Шин не был Патриархом, то был бы, наверное, знаменитым певцом. Следующая песня была дунганской. Закончив песню, Учитель поклонился и под радостные крики гостей сел в свое кресло.

К микрофону подбирался маленький толстый человечек в тюбетейке. Урумбай объявил, что он какой-то заслуженный академик. “Все, — мелькнула мысль. — После него говорить мне.” Колени подогнулись, и я уперся спиной в колючий каменный забор.

Толстяк в тюбетейке говорил так долго, что мне захотелось вырвать у него микрофон. Он начал вдруг запинаться. Я целиком давал себе отчет в том, что мешаю ему говорить, но ничего сделать не мог. Толстяк вдруг пожал плечами и, оставив микрофон, пошел к столу. И тут случилось то, к чему стремятся многие занимающиеся по Школе. Подобное было и раньше, но не настолько четко и без желания. Я шагнул и вышел из своего тела. Перед микрофоном стояли два человека, один из них должен был выполнять определенную работу, другой эту работу контролировал и оценивал со стороны. Сперва показалось, что эти двое ничем не отличаются и где мое второе я — разобрать невозможно. То, что второе я будет только смотреть, а говорить и делать будет первое, дошло через несколько мгновений. Потом дошло, что второе я должно быть невидимо.

Конечно, это бесспорно, но я понял, что некоторые из гостей тоже увидели мое раздвоение и, ни чуть не удивившись, с любопытством разглядывают его. Я догадался, что эти люди и есть мастера, которых так хотелось угадать в толпе гостей. Но в тот миг было совершенно не до них. В моих обеих руках оказался микрофон. Я сжал его и вдруг громким и четким голосом заявил.

— В мире есть два северных Тибета, — все мгновенно обратили на меня внимание: наверное, не часто в доме Учителя так начинали речь. На меня что-то нашло, а ведь хотел поблагодарить за приют и за Школу. — Тибет географический и политический, — продолжал я ничего не понимая. — Я счастлив, что попал в истинный Тибет, который всегда был хранителем мудрости наших отцов.