Книга Прививка от невежества, страница 168 – Сергей Анатольевич Соболенко

— Стоишь, лекарь? — с усмешкой, которую боялись в долине, спросил он.

— Умираю, — признался я. — Только ты уходи, с тобой особенно больно, — попросил я.

— Да что ты говоришь? — начал дурачиться он.

— Уйди, — снова попросил я.

— И ты меня прогоняешь? — покачал головой мастер.

— Уходи, — взмолился я, поклонившись ему.

— Анатольевич, кому кланяешься? — вдруг услышал я вопрос жены, которая почему-то назвала меня по отчеству.

Я мгновенно понял, что у меня начались галлюцинации, нельзя увидеть то, чего нет, но именно сейчас нужно было видеть то, что рядом, а не в другом мире.

— Привет, ребята, — послышался голос Ахмеда.

Я тряхнул головой и понял, что он действительно рядом.

— Кого ждем, кыгы? — ухмыльнувшись, спросил он.

— Папу твоего, — ехидно ответил я.

— Ну-ну, мерзните дальше, — посоветовал он и ушел.

— Сереженька, я умираю, — честно призналась Татьяна.

— Ну ты и сволочь, в такой момент, — окрысился я.

— Сам сволочь, — заявила она. — Я же еще не умерла, а ты выступаешь.

— Стоять, радость моя, — то ли приказал, то ли попросил я.

Намокшая одежда стала невыносимо тяжелой, а Учитель все не выходил. Появилась Джисгуль.

— Девочка, — попросил я, — уйди.

— Дурак, — заявила она, — вот конфеты. А папку ждать будешь долго.

Отойдя на несколько шагов, девочка заорала и ударила меня головой в живот, одновременно сунув в руку полную горсть конфет.

Шоколад на несколько секунд облегчил наши страдания.

— Сколько времени? — в отчаянии и без жестов спросил я.

— Двенадцать дня, — ответила девочка и убежала в дом.

Моя жена стояла как настоящая женщина. “Спасибо тебе, девочка, ” — подумал я. Двенадцать часов в долине при добром зимнем дне — это плюс пятнадцать по Цельсию, после ночного минуса пятнадцати. Из дома вышел Фу Шин, увидев меня, он махнул рукой и подошел. Не было сил сделать даже поклон.

— Серега, приди завтра, — попросил он. — Сейчас столько проблем, что даже поговорить некогда.

Я поклонился, взял за руку дрожащую в мелком ознобе Татьяну, и мы пошли в свой дом. По дороге наткнулись на поляну Учителя, которая в начале учила меня понимать долину. Сняв половину одежды, мы сели под солнце. Проснулись от наступающего холода и снова побрели к дому. Мы вошли в дом, измученные ребята глядели на меня с надеждой.

— Разговор состоится завтра, — громко объявил я.

Ребята вздохнули и пошли варить еду из того, что осталось. Скрипучая кровать приняла нас с женой до утра.

В дверь забарабанили так, как будто горел дом, я выскочил из кровати и рванул дверь на себя.

— Ай! — заорала Джисгуль и хлопнулась на пол. — Ты чего, Серега? — перепугано спросила девочка.

— Не бойся, девочка, — сказал я, присев на корточки возле нее.

— Я-то не боюсь, — скривилась она. — Больно очень. И Джисгуль встала одновременно потирая затылок и мягкое место. — Папка сказал, что бы ты пришел вечером и больше не торчал, как придурок, под домом.

— Так и сказал? — радостно переспросил я.

— Ну, не так, — смутилась Джисгуль. — Но смеялся долго и говорил, что давно не попадал в старину.

“Молодец, Серый, ” — сказал я самому себе и заплясал от радости. Девчонка радостно заверещала и начала отплясывать вместе со мной.

— Вы чего это, ребята? — раздался голос Татьяны.

Мы с Джисгуль, взявшись за руки, отплясывали никому не известный танец, не стесняясь жены и начавших выходить из другой комнаты ребят.