Книга Прививка от невежества, страница 87 – Сергей Анатольевич Соболенко

— Для того, чтобы выйти из тела, необходимо начать умирать, — сказал Ням. — Когда от кончиков пальцев ног вы умрете до самой макушки, вы покинете свое тело. Этого не стоит бояться — смерть ложная, но она освобождает вас. Из остановившегося тела гораздо легче выйти. Внутреннее движение перестает мешать, вы теряете звуки тела. Для вас его не будет существовать — малая смерть, так называется это. Главное не бояться, — тем более я полностью подготовил вас к этому.

— А как умирать, Учитель? — спросил я. — Ведь никто из нас не умирал никогда.

— Да нет, — улыбнулся Ням. — Вы умираете по несколько раз в день, не обращая на это внимания. Вспоминайте состояние руки или ноги, которую отлежали, когда кровь отхлынула и ваша рука не чувствует боли и не слушается. Можете даже специально отлежать, чтобы восстановить это в памяти. Вот так от кончиков пальцев до макушки отмирает все тело, органы, застывает кровь, умирает все, кроме вашего сознания, которое остается в теле, но оно вас уже не держит. Разъединение произойдет гораздо легче, вы просто медленно подниметесь и выйдете из мертвого тела. Но предупреждаю: не бойтесь этого состояния, вы не умертвите себя. Сложнее всего это будет сделать с сердцем, с ним спорный вопрос. Лучше всего позволить одному ему тихонечко биться в груди. Оно не будет мешать и держать вас особенно сильно, как тело. Нужно искать и не бояться. Не бойтесь ошибаться в действии, бойтесь бездействия, — Ням кивнул, встал и вышел из кельи, оставив нас наедине со своими мыслями.

Перед глазами мелькали пестрые картины, что-либо разобрать было не возможно. Я внимательно всматривался — и опять ничего.

По длинному коридору, застеленному толстой кровавой дорожкой, в длинном сюртуке, скособочившись и припадая на правую ногу, шел незнакомый мне человек. Потолок был высокий, на расшитом золотом пуфике лежало платье, которое казалось твердым, с высоким надорванным кружевным воротником. Рядом валялись разбросанные карты. Человек приближался к двери, белой и потертой, с ажурной, литой ручкой. Не постучавшись, он отворил ее. В следующей комнате, у большого овального зеркала, опираясь на бюро с огромным количеством маленьких ящичков, зеркальных дверок, склонив голову, сидела женщина с растрепанными волосами.

— Что, мамка, — плохо? — хриплым с надрывом голосом, в котором сквозила насмешка, спросил человек.

Женщина глубоко вздохнула и, развернувшись к вошедшему, нечаянно сбросила рукой десяток баночек с мазями и притираниями. На ней была несвежая, чем-то залитая кружевная ночная рубашка. Женщина была немолодая, толстоватая и неряшливая. Изящные длинные пальцы кончались тонкими полосками грязи под ногтями.

— А, пришел, — низким грудным голосом сказала она, попыталась встать и завалилась снова в свое широкое кресло. — Плохо мне, — жалобно пробормотала она, схватившись двумя руками за голову.

— Водку меньше жрать нужно, матушка, — оскалился в улыбке только что зашедший. — Царица ты или девка какая?

— Да уж лучше девкой гулящей быть, чем с вами иродами маяться, — застонала она, с силой стискивая виски. — Слушай, опять зашел ко мне и не остановил никто?

— А кто же меня остановит? — хмыкнул нежданный гость. — Может, есть у тебя такие?

— Вот потому-то с тобой и связалась, нехристь проклятущий.