Книга Рецепт от безумия, страница 90 – Сергей Анатольевич Соболенко

— Дочка, девочка, — порой причитал я, прижимая ее к груди. — Бедная моя!

Она тихо вздыхала, всё понимая, вздыхала, неся в себе нечеловеческую боль.

Вернувшись, я привязал чудовище к забору и затащил свою жену в комнату, где, стоя на коленях и, обнимая загорелые ноги, рассказал все, от начала до конца. Наверное, лучше бы врал. Но так и не научился. Была даже мечта — научиться врать, но, в конце концов, я понял, что этим даром природа меня обделила раз и навсегда. Как жить дальше, что делать? Нужно научиться врать — либо стать совершенно другим.

Я чувствовал эту боль, я ее видел. Она туманом окутывала мою жену, а жена терпела, но слезы часто катились из круглых глаз. А волосы уже тогда начинали высвечиваться сединой.

Обычный палач. Насколько проще было взять огромный топор, торчащий в колоде возле крыльца, и ударить в эту густую седину! Зачем она связала жизнь со мной? И вправе ли был я идти по жизни с женщиной

Бедный, бедный, — повторяла жена, перебирая мои волосы. — Что же это с тобой? — шептала она. — Как нам бороться против этого? Где взять силы? Ведь ты, любимый, хороший, ты не виноват, я знаю, но кто же виноват? — снова спрашивала она

Я видел, ей хочется кого-то обвинить, но только не меня.

Но я ведь действительно не виноват, — сквозь слезы причитал странный муж, обнимая жену. — Я буду бороться с этим, клянусь тебе!

"Как же смотрю я ей в глаза! А как посмотрю в глаза Учителю?" — терзали меня мысли. "Не будь таким", — говорил я себе. Казалось, что, если я одержу победу над этим безумием, лебедь подплывет ко мне, цапля подойдет — и мы поймем друг друга. Я был уверен, что они заговорят со мной, ведь я уничтожу зло. Меня поймет даже мой белый конь, а черное чудовище заглянет в глаза и тихо скажет что-нибудь необыкновенно доброе. А седина жены исчезнет навсегда. Я, рыдая, обнимал ноги своей жены.

Милый мой, — шептала она. — Не будет тебе спокойствия никогда. А я постараюсь выжить, — обещала она. — Я постараюсь не обижать и не ревновать тебя.

Но боль со злобой иногда смешивались в ее черных глазах и пальцы впивались в мои волосы. Почему я не сошел с ума? Почему я не седой, как лабораторная крыса Зачем мне столько сил, которые терзают ее, ту, которую люблю больше всех?

Пощади меня, — кричал я по ночам, обращаясь неизвестно к кому — Пощади меня.

Я падал с кровати, ударяясь о стулья и жесткий пол. Казалось, не выберемся мы с женой из этой силы, которая так жестоко закружила нас

Успокойся, — гладила она меня по голове. — Тебе еще долго не выбраться

Разреши мне рассказать тебе все, — умолял я.

Если станет легче конечно, милый. Спи, родной, у тебя завтра трудный день

Она всматривалась в мое лицо, с удивлением пожимая плечами и качая головой.

"Как больно мне!" — мерещились слова сквозь сон, и я просыпался от раскаленной слезы, падающей мне на лицо. Я чувствовал, что кто-то из нас не выдержит этой боли. Но я был трусом, боялся спросить, приходит ли к ней изредка, как ко мне, радость понимания окружающего. А вдруг не приходит!? Если нет, я сразу умру.

"Не обманывай себя, — кто-то шептал мне по ночам — Не понимание, не Школа дает тебе радость, это любовь ее дает тебе прощение, и будет она скоро полностью седой, со страшными глазами. Все это будет переходить в безумие. На какое то время, ненадолго, на час, на два, на день она будет уходить из вашего дома. Не отпускай ее. Она тебя будет ненавидеть. Если ты отпустишь, будет она брести в пустынном городе, не замечая ничего на своем пути. Она будет люто ненавидеть тебя. А потом, отойдя от нахлынувшей тьмы, с птичьим криком боли будет бежать обратно к тебе, не разбирая дороги. Она может легко погибнуть на бегу, потому что ничего не будет видеть, кроме твоих виноватых глаз, глаз избитой собаки.