Книга Статус: все сложно, страница 100 – Дарья Белова

Очередь подошла нескоро. И все это время Глеб держал меня за руку и большим пальцем поглаживал мою ладонь.

От разнообразия у меня закружилась голова. Это не итальянские джелатерии, но очень похожи.

– Я буду щербет.

– Странный выбор.

– Почему?

– Это просто ягоды. Возьми мятное. Оно прикольное.

– А какое ты тогда брал?

Глеб задумался на секунду. Он и правда не помнил.

– Кажется, ванильное.

– Тогда давай ванильное.

Спустя пару минут у нас в руках было по два шарика ванильного мороженого в вафельном рожке. Оно быстро таяло на солнце и приходилось его быстро есть. Только сладкие потеки все равно иногда стекали между пальцами. И мы все были в этом растаявшем мороженом.

– Ты прав. Это ужасно.

– Что именно? Мороженое? Вроде вкусно.

– Нет, – смеюсь, наш разговор непринужденный, но он о чем-то важном. Он как еще один мостик между нами, между новым Глебом и новой Милой, – мое свадебное платье. Помнишь, ты говорил, что оно растаявшее мороженое. Это так, – начинаю смеяться сильнее, словно вместе с каждым кусочком этого ванильного безумия становится легче, старые обиды отпускают, грусть сменяется радостью.

Глеб подхватывает мой смех и так же заливисто продолжает. Мы не понимаем, почему смеемся. Это же глупая шутка, глупое воспоминание. Но нам хорошо.

Он берет меня за руку и отводит в сторону. Там открывается очень узенькая улочка, где пройти рядом вдвоем сложно. А дома вокруг высокие, и кажется, что ты зашел в лабиринт. Но это не так.

Глеб ведет меня дальше, не обращает внимание на туристов, что фотографируют все вокруг. Это и итальянцы, и испанцы, Глеб как-то умудряется их различать, китайцы, американцы, русские. Много слов, много диалектов. Столько звуков, что сливается все в один поток.

Мы идем против этого потока. Я знаю, что Глеб целенаправленно меня куда-то ведет.

И так доходим до небольшой площади. Две-три палатки, где местные фермеры и аграрии привезли свой товар. А позади них широкая и высокая лестница. С нее, должно быть, открывается замечательный вид и на ту площадь, и на часть старого города.

– Вот здесь я купил один кулон. – Он показывает на одну из палаток. Ее не сразу можно заметить, она скрыта.

– У тебя был кулон?

– Да, представляешь? Я его даже носил.

– И что это было?

– Есть идеи?

Встаю впереди него, преграждая путь. На глазах у Глеба солнечный очки, и в его темных глазах не смогу прочитать ответы. Уверена, я бы их там нашла. Вижу только наглую улыбку. Потому что он уверен, что я не справлюсь.

Делаю два шага назад, а Глеб остается на месте. Просто разводит руки в стороны.

– Я думаю, это был символ чего-то. Может быть, что-то кельтское. Трикветр (прим. автора: символ в форме треугольника, контур которого выполнен из переплетающихся между собой линий). Сделанный из серебра, на кожаном ремешке. Да?

– Японский иероглиф. Он означал скорость, – Глеб только шире улыбнулся.

– Блин, я не подумала. Давай переиграем?

– Ну нет. Ты уже знаешь ответ.

Глеб подходит ближе, солнечные очки снимает. Теперь темные воронки стали теплыми. В них нежность, она обтекаемая и почти ручная. Я могу протянуть руку и коснуться ее. Чувствую ее.

Своей рукой я хочу снять все его тревоги и переживания, пусть все, что тревожит, смоется морем, а обратная волна никогда больше не принесет.

Глеб касается моих губ слегка, практически невесомо. Он как взмах крыла бабочки. Может быть, это атмосфера города, что хочется романтики. Хочется кружиться, смеяться, касаться друг другу. Здесь нет места бешеной страсти и животным потребностям. Этот поцелуй лишь соединение губ. У Глеба они сейчас мягкие. Даже не хочется открываться. Он захватывает мою нижнюю губы и слегка посасывает, а ноги в момент становятся ватными. Я хватаюсь за плечи, нужна опора. Это снова он – Глеб. Моя опора снова Глеб. Мне бы бежать от этого, что история снова повторяется, я снова тону в нем, растворяюсь и теряю себя, но не могу, уже не могу. Поцелуй – начало большего, но он не спешит. Просто пробует меня.