Книга Статус: все сложно, страница 49 – Дарья Белова

– Мила, прости. Ты была права. Я, черт… день сегодня не заладился и вот, – он указывает на мою ногу.

Я смотрю на него, а в носу все тот же спирт и обезболивающие. В голове звучит французская речь. Так говорит врач, он объясняет мне про операцию, что состоится вот-вот. А медсестра, рассказывающая милые шуточки, делает нужные манипуляции. Все это снова оживает в моем сознании и вклинивается в сегодняшний ряд картинок, проскальзывающих перед глазами.

– Подай, пожалуйста, мою сумку, – прошу тихо, чтобы никто не услышал. Но все столпились вокруг нас, и ни один звук не будет сказан впустую.

Две таблетки быстро отправляются в рот, запиваю большим количеством воды. А потом пытаюсь встать. Понимаю, что сейчас это практически невозможно. Нога ноет и простреливает в местах, где еще не затянулись старые раны. Миша берет меня под руку и помогает. Он чувствует свою вину. А мне не хочется, чтобы он ее испытывал. Это разрушающее чувство, оно только уничтожает тебя изнутри день за днем.

Миша понял, что за шрамы у меня на ноге, но не задавал лишних вопросов. Это было и не нужно. Все и так ясно. Но благодарна ему за это. Рассказывать всю историю с самого начала не смогу. Это еще живо мне.

Наношу обезболивающую мазь. У нее такой же противный запах, как и в больнице. И отталкиваю Мишу, чтобы уже идти самой.

Я Русалочка. Каждое движение как хождение по острым ножам.

– Милка, тебе не надо сегодня на сцену, – его голос тихий.

– Я выйду. – Не приму возражений. Не приму отказов. Я смогу.

Хореограф смотрит на меня недовольно. Он понимает, что с такой травмой выходить и танцевать – риск.

И никто не спорит. Потому что мы все знаем, что значит танцевать через боль, терпеть во имя тех эмоций, что дарит зритель. Каждый знает, понимает и молчит.

Я иду, прихрамывая. Пока таблетки и мазь не подействуют. И танцую свои партии. Как надо. Как должно.

Танец моя жизнь. И если есть хоть крохотный шанс выйти на сцену, я им воспользуюсь.

Мила.

В кабинете хореографа всегда горят лампы. Неважно, находится он там, когда солнечные лучи светят в окна, или уже в поздний вечер. Искусственный свет загорается с первыми шагами в комнату.

– Присаживайся, – он указывает мне на небольшой диванчик, который стоит у стены. Красивая работа какого-то там реставратора, купленная за немыслимые деньги на аукционе.

Горячий чай с долькой лимона в изящной чашке. Не ошибусь, если скажу, что она является частью чайного сервиза из английского фарфора. Тонкая работа и вполне себе типичный рисунок. Мама некоторое время назад увлекалась столовой и чайной посудой. А полученными знаниями делилась со мной.

Я беру в руки горячую чашку и делаю маленький глоток. Горло обжигает приятная сладость, а потом чувствую тонкую кислинку.

– Мила, как ты? – он показывает на мою лодыжку. Мазь подействовала, как и таблетки обезболивающего. Отыграла свою партию хорошо, не придраться. Впрочем, по-другому быть и не могло. Хотя страх сидел внутри меня и противными щупальцами цеплял мою уверенность в себя и затягивал в свои владения.

– Ну, танцевать буду, – улыбаюсь.

– Ты понимаешь, что риск повторной травмы очень велик?

– Да. Я это осознаю.

– Тогда ты должна понять, что на несколько дней, а может и недель, тебе стоит взять больничный и заняться своей травмой. Нельзя выступать на таблетках. Что потом? Уколы? Еще одна операция?