Книга Сделка, страница 22 – Дарья Белова

Было чертовски стыдно.

— Да, ужасно, — отворачиваюсь, чтобы Алекс не заметил влаги в моих глазах. Пересказывать свою жизнь даже мысленно очень трудно.

— Первые отношения? — Вот это вопрос. Гонщика ничего не смущает.

Поправляю волосы и крепче сжимаю ремешок сумки кросс-боди.

— Боюсь узнать твой следующий вопрос.

Алекс закатывает глаза и выглядит смешным. Он вообще в жизни другой, не такой, как на экране. И уж точно не похож на себя, когда надевает шлем и садится в свой гоночный болид.

Мы остановились на людной улице у киоска с едой. Алекс заказывает какое-то блюдо с креветками и лапшой для меня. Себе что-то овощное, неострое, по-любому полезное.

И опять я какой-то неправильной получаюсь. Модель, а ем жаренные в масле креветки с макаронами под каким-то соусом.

— Не боишься здесь есть? — спрашиваю, разглядывая, с каким аппетитом Алекс накинулся на свои овощи.

— Не-а. У меня крепкий организм. И это хорошее место. Ну так что, когда были твои первые отношения?

Впивается взглядом. В них до сих пор голод и некая смешинка. Его все это забавляет.

— Я могу не отвечать? Сомневаюсь, что журналисты будут этим интересоваться, — ухожу от ответа.

Алекс облизывает губы. Мне кажется, они соленые и чуть было не спросила, так ли это.

Марта, соберись!

— Журналисты они такие.

Прет напролом.

Выдыхаю, выражая протест против такого уж очень личного вопроса, и поднимаю глаза. Смотрю с тем же упорством, что и сам Алекс.

— Ясно, — делает вывод. Уверена, неправильный. — Он был старше. Несчастная любовь и куча страданий, которые подтолкнули тебя к тому, что ты обязательно добьешься в этой жизни успеха и докажешь этому старому козлу, что тот потерял.

Алекс перекидывает ногу на ногу и продолжает пялиться с таким видом, будто прочитал меня, мои мысли и всю мою жизнь, как открыл три жареные фисташки — легко.

— Хорошо, — прищуриваюсь.

В груди горит чувство, похожее на желание бунтовать.

— Твои последние отношения? — задаю тот же вопрос.

Эдер отворачивается.

Заглушаю удары сердца и представляю ту, с кем он был когда-то. Девушка точно красивая. В сети нет никакой подтвержденной информации на этот счет.

Шумы вокруг нас возымели свойство приглушаться.

— Ну же, Алекс! Обещаю, никому и ничего не расскажу.

— Ага, именно это ты мне и обещала в ту ночь. А спустя пару месяцев начала шантажировать. Нет тебе пока веры, Марта, — звучит вроде как весело, а у меня кислота от его слов на коже. Щиплет, болью дерет.

Прав же.

Опускаю взгляд на пустой бокс с едой. Желудок не пустой, но дыра там чувствуется отчетливо.

— В восемнадцать лет. Мы встречались два года, потом расстались. Я выбрал гонки, она другого человека, — ответ прозвучал быстро.

— Мне жаль, — стараюсь быть искренней. Снова имя на экране телефона вспоминаю. Засело перед глазами, как бельмо.

— И мне.

— Ты ее любил, да?

Становится опасно. Каждое слово Алекса как удавка на шею, что не убивает, но заставляет страдать. Я въедаюсь глазами в лицо своего парня и жду, что он посмеется, скажет, что никогда не любил.

— Очень.

Его взгляд полон печали и горя. А мне до ломоты в теле хочется найти ту девчонку, прижать к стене и выпытать, почему она выбрала другого? Почему была такой жестокой?

Я бы… Я бы так не поступила.

— А ты? Своего папика любила?

Об острые черты лица парня можно порезаться. Его скулы, линия подбородка, даже сложенные в напряжении губы — японские ножи, которые точили профессионалы на протяжении столетия.