Книга Черные крылья, страница 188 – Николай Леонов, Алексей Макеев

Качалов скулил, сжавшись в комок:

– Это ошибка, нет, это не я. Клянусь. Я хотел как лучше, это недоразумение.

Как вдруг он распрямился резко во весь рост и навалился вперед. Отчего стол между ними ударил Гурову по ребрам и в грудь. Пистолет грохнул новым выстрелом, но пуля отрикошетила в боковую стену, а от ударной волны оружие вылетело из рук Льва. Он попытался встать, откинуть стол через боль в груди, от которой потемнело в глазах. Как вдруг темная фигура снова навалилась, прижала его к стене, не давая вздохнуть. Качалов всем весом большого тела несколько раз толкнул стол в полковника и будто впечатал того в стенку. Лев через туман видел лицо мужчины, оно исказилось – стало красным, похожим на твердый, грубый кирпич. Он больше не был жалким и просящим, а наконец показал свое нутро: как разъяренный бык, Качалов бросился на опера, выволок его из-за стола. Лев пытался сопротивляться, но от боли в груди все тело будто онемело, стало неповоротливым. Лишь получилось вцепиться в сильные пальцы, которые сомкнулись на его шее. Над ухом рычал глухой от натуги голос Качалова:

– Они сами виноваты. Сами. Если бы Вера не попросила меня тогда дать это лекарство! Если бы Василий не начал бы угрожать рассказать все Вере, разрушить мой бизнес и натравить на меня газетчиков. Если бы он просто все забыл! И не стал бы рассказывать этой рыжей девке, а она не совала бы свой нос в дом! Если бы ты не притащил сюда этого чернявого жулика! То я ничего бы не сделал. Ничего! Клянусь! Я просто хотел, чтобы все забыли о прошлом!

Убийца хрипел от напряжения, его пальцы стали стальными обручами. Они стискивали шею опера без всякой жалости, по миллиметру смыкаясь как можно сильнее. А он уже изворачивался в судорогах, теряя последние силы в борьбе. Перед глазами была чернота, в ушах звенело от нехватки воздуха, только шипящий голос пробивался через этот звон:

– Он сам виноват, сам. Что мне оставалось делать. Василий пришел ко мне без звонка, без предупреждения и… сказал, что знает о том случае с сыном. Что у него есть доказательства моей вины. Он был в бешенстве, кричал, обвинял меня, что я испортил жизнь его жены. И я… не мог, не мог это оставить. Я должен был от него избавиться. Если бы не ты, то все искали бы этого жулика Армана. Я приманил этого идиота в дом стекляшками. Но ты влез и все испортил!

Сознание Льва Гурова повисло на тонкой нити, вот-вот он оборвется в пропасть небытия. Как вдруг что-то грохнуло над ухом так, что внутри будто взорвался снаряд. Но сразу стало легче, пальцы Качалова разжались, и Лев смог сделать вдох. А потом верх перевернулся с низом, пол качнулся и с силой ударил опера в лицо, сверху навалилось что-то тяжелое и грузное.

Он замер, попытался вдохнуть несколько раз. В груди невыносимо ломило, перед глазами висела черная пелена, в висках пульсировала боль, но он мог дышать. Медленно и осторожно.

Опер шевельнулся, пытаясь избавиться от тяжелого груза на спине. Как вдруг рядом воскликнул знакомый голос:

– Лев Иванович, товарищ полковник! Вы живы?

Валерия Зорина со стоном навалилась на тушу лежащего на опере здоровяка.

Гуров кивнул, отполз в сторону. Тени постепенно превращались в людей: Качалов, который лежал на полу с маленькой дырой в шее, а вокруг него уже растекалась кровавая лужа; испуганная Валерия с дымящимся пистолетом в руках.