Книга Памятка убийцы, страница 152 – Алексей Макеев, Николай Леонов

Показавшееся из-за облаков солнце осветило металлический флюгер в виде изображения Иисуса Христа с полотнищ древнерусских военных хоругвей на голубой черепичной крыше старой, аккуратно обшитой деревом даче с эркером с арочными окнами, за которыми колыхались светлые льняные занавески. На подъездной дорожке у чугунных ворот стояла припаркованная машина, в которой Леля узнала бронзовый Nissan Juke лучшего адвоката-«уголовщика» области Елены Леонардовны Супрун, на котором они с сестрой и друзьями накануне едва успели на церемонию прощания с Лизой в «Нейротраур».

– Здесь, – Леля указала на калитку у ворот, – тоже живет кто-то из церкви?

Баранова посмотрела на нее насмешливо:

– Не про честь нашего дьяка такой дом. И машины у него нету. На автобусе в город ездит. Салтычихин это дом. Писаки, которая дочь в могилу свела и в тюрьме за это сидела. Ведьмы.

– Спасибо за помощь, – протараторила Леля. – Мы со всеми поговорим.

Вскоре она присоединилась к сестре, присевшей на корточки под раскинувшейся, как зеленый остров у речной воды, ивы.

– Отсюда виден только один дом, – довольно кивнула на православный флюгер Лиля. – И еще кое-что. – Она указала на узкую тропинку к забору в оплетших пригорок мясистых нитях клевера и хмеля. – Что скажешь?

– Что Рюмин и Грецев сюда не рыбачить приезжали, а следить из укрытия за Озеркиной, которая как раз вышла из тюрьмы по УДО.

– Но дружбу со своим именитым адвокатом, как мы видим, до сих пор водит, – привычно подхватила ее мысль Лиля.

– Не то слово, – согласилась с сестрой Леля.

– В день смерти они, похоже, планировали пробраться в дом, потому на заре и явились, – продолжила Лиля перебрасываться в пинг-понг догадками с близняшкой.

– Но завязли в водорослях, – кивнула Леля.

– Грецев спрыгнул с катера снять с винта водоросли.

– Пока возились с мотором, их заметили.

– На Грецева напали первым.

– Рюмин завел мотор. Видимо, с перепугу, – продолжила мысль сестры Леля.

– И все равно погиб. Под шум дождя и хруст французской булки. Местного помидора, в смысле, – улыбнулась Лиля.

– Похоже, вкусная вещь. Может, родителям взять ведро на базаре у церкви, когда на вскрытие в Саратов поедем? – задумалась Леля.

– А ты понимаешь в овощах? – нарочито удивилась сестра.

– С тобой же с рождения живу.

* * *

Ангелина терпеть не могла свежие могилы – курганы и комья покрытой венками, лентами, растревоженной грубыми лопатами земли.

В случае с Лизой варварство могильщиков было совсем обидным. Ее захоронили в старой части Елшанского кладбища, с ушедшими почти друг за другом в конце восьмидесятых бабушкой и дедушкой. Их гранитные памятники давно обнесли высокой черной сварной оградкой, которую обнимали ладонями листьев окрепшие саженцы мукузани, выращенного когда-то на даче из косточки, любовно привезенной с каникул в Грузии старшим поколением семьи.

Накануне похорон Лизы ограду аккуратно отодвинули. Ангелина доплатила могильщикам, чтобы они постарались не потревожить крепкие кусты. Ей хотелось, чтобы к осени на них налились соком плотные сине-черные цилиндры ягод, похожие цветом на волосы ее подруги.

Вот почему оградку срочно нужно было вернуть на место.

Вот почему Ангелина вопреки запрету своего жениха утром отправилась одна на кладбище. Забыв – ох уж этот мозг беременных! – возле коврика для йоги на балконе свой телефон.