Книга Памятка убийцы, страница 55 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– Сделали вскрытие, странная смерть, говорили. Ходили слухи, что ее тело как-то забальзамировалось, так-то, сам понимаешь, раньше бы нашли. Чего только бабки во дворе не наплели там. И про маньяка, и про то, что проклятие это, и прочее. А на самом деле у нее в крови был какой-то невероятный коктейль из лекарств. И врач такая интересная попалась, я даже портрет ее хотел написать. Она сказала, что кололи медленно.

Вот и нашелся «нулевой пациент», тот, на ком пробовали смесь, которая в дальнейшем и стала оружием.

– Еще был кто-то?

– У нас же тут два дома, где живут богемные. Коллекционеры, художники, удивительно, как вообще сохранился этот оазис. – Шмель немного подумал, а потом щелкнул пальцами. – Знаешь, была еще одна странность. Я даже подумал, что надо записать ее где-то, чтобы потом использовать, может, в интервью – у меня хотели автобиографию писать. Настоящая библиограф приезжала, вся такая тонкая-звонкая, воздушная. Но я в тот момент уезжал к другу во Владивосток, хотел своих коней в сопках написать. Но она сказала, что обязательно меня найдет, и взяла нашего режиссера в оборот.

– Режиссера?

– Ну, он так себе режиссер, это мы его так зовем. Снимал такое, знаешь, кино, для любителей черно-белых фотографий и мыслей параллелепипедами. Если честно, я пару его фильмов смотрел – не понял вообще ничего. Он еще собственный язык изобрел, и все актеры в кадрах говорили только на нем. А один фильм был вообще про женщину-стул. В общем, странный был. Аркашка. Аркадий Оро. Можешь поискать его в интернете. Умер от удара. Вот это было действительно страшно, потом несколько недель все обсуждали.

Шмель снова задумался, припоминая, где именно произошло описываемое событие.

– Точно, я вспомнил. Лора открывала свою выставку в галерее в Лебяжьем, там есть гостиница небольшая, и в ней зал. И Аркаша там был. И вот все собрались, он взял бокал шампанского. На моих глазах все произошло. Вдруг он упал, стал корчиться, это было очень страшно, вызвали «Скорую», пытались оказать помощь бедняге. Шут с ним, с искусством, не должен человек так страшно умирать, а он аж зубами скрипел – думал, в крошку сотрет. Все пытались ему как-то помочь, но там уже, сам понимаешь, почему-то с первого взгляда было видно, что он умирает. Не может у человека, который еще будет жить, выгнуться так позвоночник. Потом сказали, что это были какие-то судороги, я не помню, «Скорая» приехала, забрала его.

Даже несмотря на то, что полковник уже практически не стоял на ногах, а голова от усталости ничего не соображала, он еще перед встречей включил в телефоне диктофон, чтобы потом переслушать все, что говорил ему Шмель.

Художник обещал позвонить, если что-то вспомнит еще, а Лев, садясь в машину, набрал Крячко и предупредил, что завтра с утра поедет в Лебяжий, в ту гостиницу к бывшему спасателю. Вот действительно, и не верь в проклятия, про которые когда-то очень любили судачить. Что, мол, как была улица торгашей, где за полушку душу можно продать и купить, так ничего и не изменилось. Хотя Лев всегда искренне любил улочки старой Москвы и старался сделать все, чтобы они так и сохранялись. Спокойными, безопасными.

А тут вон что. Кому-то очень сильно, похоже, не угодила богемная жизнь в тихой части центра Москвы.