Онлайн книга «Скромная жертва»
|
Он решил не откладывать поездку в архив МВД и изучить нераскрытые дела, над которыми работал Штолин. Чутье подсказывало, что Ребекка, ради которой старик собрал лучших областных следователей и московских коллег, была жертвой насилия внутри местной богатой и могущественной, внешне очень благополучной семьи. Такому даже The Case Breakers позавидуют. Что там Степан Матвеевич говорил про русалок? Жертвы мачех или несчастной любви? Ожидая Юдина, Гуров рассматривал картину в холле гостиницы. Это был весьма посредственный в художественном плане портрет молодой женщины в серебристом платье, поверх которого небрежно лежал золотой плащ, будто накинутый заботливой и щедрой мужской рукой. Как и поднятые наверх крупные пшеничные локоны, этот наряд однозначно указывал на моду поздних девяностых с их стремлением к гламуру, блеску, неуемной страстью нуворишей к пусканию пыли в глаза. Эта одежда казалась бы вычурной, старящей, безвкусной – какой она и была, – если бы не янтарный туман, которым художник окутал хрупкую фигуру женщины, заставив трепетать плотную ткань. Однако, падая на миловидное и холеное лицо женщины с чертами каминной фарфоровой пастушки, это теплое, похожее на полуденное мерцание солнечных лучей в сосновом бору свечение делало его изможденным, словно отравленным ложью и притворством, добровольной беспомощностью и отчуждением. Словно казавшийся нерушимым мрамор пересекла черная трещина, и под глицериновой маской проступил наконец яд годами уродовавших его безнадежной жертвенности и горя. Эти чувства, казалось, заполнили глаза позировавшей, сделав их темными, но сияющими влагой и прозрачными, как у лесной нимфы. Будто таинственные боги ночи заполнили их мглой, возникшей на границе слившихся в момент затмения дня и ночи. «Кто эта женщина? Жива ли она еще? – думал Гуров. – Как сложилась ее судьба, когда лихое десятилетие отступило под напором расслабленных, сытых нулевых? Помнит ли она художника? И что их связывало в круговороте тех лет, пестрых, пугающих и лихих?» * * * От мыслей о картине Льва отвлек доносившийся из раскрытых дверей в конференц-зал голос друга: – Изучение поведения серийных убийц позволяет говорить о последовательной смене фаз от так называемой фазы ауры до фазы депрессии. – Убийство и пытки как незначительный этап пропускаем, значит? – съязвил Озеркин. – Почему же? – поднял на него глаза Крячко. – Вас это не минует. Глеб, прищурившись, оглядел группу. Все злорадствовали. «Какое трогательное единение!» – кисло подумал Крячко. – Итак, – голос лектора сразу привлек внимание зала, – фаза ауры – одна из самых сложных для криминалистов. Потому что ни мы, ни те, кто находится (а зачастую живет) с серийным убийцей в одном помещении, не догадываемся о том, что с ним в этот момент происходит. И только обнаружив тело, мы видим результаты этой стадии, которые, как и весь его modus vivendi, формируют его modus operandi. – Образ действия, – Леля Берегова ловила каждое слово Крячко. – То есть почерк, – не глядя на сестру, так же уверенно и строго произнесла Лиля. – Все верно, – включив презентацию лекции о Михаиле Туватине, кивнул Крячко. Когда его вытянутое лицо появилось на экране рядом со скриншотами его соцсетей, Папка хмыкнула: – В профиле во «ВКонтакте» все зачищено. Оставшиеся посты мало что дают. |