Книга Сам себе приговор, страница 142 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Ничего внятного он мне не сказал, – махнул рукой Углов. – Когда мы к нему приехали, он пьяный был. Даже не сразу дверь открыл. А когда дополз и нас увидел, то расплакался, обниматься ко мне полез и стал рассказывать, как бес его попутал и он убил Светлану Тарасову. В общем, толком с него ничего так и не вытянул. Когда я его допрашивал, то он только и делал, что ходил по кругу в своих показаниях и одно и то же твердил – бес попутал, пьяный был, я нечаянно убил.

– Ясно. Тогда тем более надо с ним поговорить и все подробности выяснить. Звони, чтобы его привели.

Через пятнадцать минут Витютнева доставили в кабинет.

– Садитесь, Валерий Викентьевич, – указал ему Гуров на свободный стул у стола.

Они с Угловым заранее договорились, что задавать вопросы будет Лев Иванович, а Илья Викторович – печатать протокол допроса.

Витютнев выглядел усталым и подавленным, что было неудивительно для человека, проведшего ночь в следственном изоляторе. Изолятор предварительного заключения – не то место, где можно хорошо выспаться и выглядеть на допросе свежо и бодро. К тому же Витютнева явно мучила похмельная жажда. Лев Иванович это понимал, поэтому сразу же подвинул к задержанному стакан воды.

– Пейте, – предложил он.

Витютнев трясущейся рукой взял стакан и поднес к губам. Он пил жадно, расплескивая часть воды себе на грудь. Выпил и попросил еще.

– Пока больше не стоит, – отказал ему в просьбе Гуров.

Отказал не потому, что ему было жалко воды. Ему было жалко Витютнева – такого испуганного и такого растерянного. По опыту Гуров знал, что так обычно чувствуют себя люди, впервые совершившие преступление. Не те маргиналы и психи, кто шел на преступления намеренно и морально был уже готов отвечать за содеянное, а те, кто преступил закон вопреки своему рассудку и совести. Витютнев, по всей видимости, был именно из такой категории людей. Валерия Викентьевича трясло так, что у него зуб на зуб не попадал, когда он пил воду. Гуров по своему опыту оперативника знал, что вода, сколько бы ее сейчас ни было выпито, не успокоит мужчину. А ему, Льву Ивановичу, желательно было допрашивать убийцу, когда тот спокоен и собран с мыслями.

«Сейчас бы очень пригодилась та самая бутылочка с ценным вещдоком, которая вчера стояла на подоконнике. То есть со спиртом, – подумал Лев Иванович, но вслух спросил:

– Вы курите?

– Да, то есть я бросил, но я бы сейчас закурил. Пожалуйста. – Щека у Витютнева нервно дернулась.

Лев Иванович подвинул лежащие на столе сигареты ближе к задержанному, и тот трясущейся рукой вынул одну сигарету из пачки, но уронил ее, а когда брал, нечаянно ее сломал.

– Не торопитесь, времени у нас много, – спокойно заметил Лев Иванович, и от его спокойствия Витютнев, казалось, занервничал еще больше.

– Да, конечно, – ответил он и, вынув вторую сигарету из пачки, сказал: – У меня нечем прикурить.

Прикурить ему дал Углов, потому как у Гурова зажигалок отродясь не водилось. У Льва Ивановича и сигарет-то не было. Курить он бросил уже давно, но всегда носил с собой пачку на случай, если вдруг понадобится для дела. Вот как сейчас. Перед тем как Витютнев вошел в кабинет, Гуров достал и положил на стол пачку «Винстона». Не самый лучший сорт, но тем, кому они предназначались, выбирать не приходилось – что предлагали, то и хорошо.