Книга Места здесь тихие, страница 74 – Николай Леонов, Алексей Макеев

— Этого не произойдет. Он не придет раньше ноября, — брякнула она. И прикусила язык.

— Очаровательно, — впервые подал голос Станислав, — ну просто очаровательно, Катерина-свет Алексеевна. Откуда только такие берутся?

Гуров вдруг понял, что все это время друг пристально, как впервые, вглядывался в это существо, возможно, пытался разглядеть, уловить что-то человеческое, увидеть на Катином милом личике хотя бы тень сомнения, страха — за других, не за себя, — и теперь на Стасовом лице проступало такое жгучее разочарование. Как, наверное, у кладоискателя, чья лопата наконец звякнула о нечто железное, и он, обливаясь потом и счастливыми слезами, раскапывает древний сосуд. И, вскрыв, обнаруживает там ординарную гнилую картошку, воняющую хуже нужника.

— Что ж, скажу лишь одно: пеняйте на себя, — подвел черту Лев Иванович. — Поедем, Станислав Васильич, нам тут нечего больше делать.

— Поехали. — Крячко решительно поднялся, опрокинув стул.

Быстро собрав вещи, они выехали и некоторое время следовали в полном молчании, хотя Станислава разбирало, пока он в сердцах не сплюнул:

— Нет, ну дура же.

— Нет, не дура, — серьезно возразил Гуров, — настоящий бес смертный. Любой человек, который за чужой счет готов питаться, — самый натуральный черт, только без рогов и помереть может, пусть и не сразу.

Станислав, подумав, усмехнулся:

— Это-то да, прав ты. А мы с тобой, стало быть, бесогоны, или как это именуется?

— Как бы ни именовалось, ничегошеньки мы с тобой не сделаем, — горестно возразил Гуров.

— Сделаем, будь покоен, — пообещал Станислав. — Первым делом местным устроить поголовный расстрел. Предлагаю сейчас же к прокурору.

— К прокурору, — повторил Гуров, — да, к прокурору. Заморозка деятельности, а то и задержание, показательный суд, колония с шитьем варежек… внешне все правильно, все будет чинно и пристойно, и выйдет такая вот тварь, честно отбыв заключение, формально честным человеком. Выполоть грязь, зло, чертовщину из души, которая к этому не стремится, — этого никто из людей не может.

— А сам человек?

— Выходит, что нет.

Снова помолчали, размышляя каждый об одной истине, разве что с разных сторон.

— Шоссе какое приятное, веселое, светлое, — заметил Крячко, чуть сбавляя скорость. — Смотри, березы, светлые, свежие, как лестница в небо. И никого вокруг. Красиво там, где людей нет.

— Стас, ну что ты, успокойся. Подавится она своими пряниками.

— Да вот с пряниками, Лева. Понимаешь, вот уже который день пресса для пряников в музее нет.

— Запропал куда. Найдется, — легкомысленно отмахнулся Лев Иванович.

— Обязательно, — с мрачной многозначительностью заметил Стас. — А между прочим, что ты ей про налоги наплел, что где-то не в порядке?

— Мыслишка одна… — начал было Гуров, но не договорил.

Как только шоссе влилось в более оживленное, тотчас напоролись на дурно залитую яму в асфальте, на повороте. Таилась она под невинной лужей, глубокая, злорадная и с острыми, как клыки, краями.

— Хорошо, хотя бы скорость небольшая, — заметил Крячко, рассматривая пропоротую шину.

— И люди вон, неподалеку. Все ж таки очень иногда люди нужны, да, Стас? — пошутил Гуров.

— Ты въедливый, злопамятный и зловредный тип, Лева, — заметил друг, — но так-то прав, нужны.

С грехом пополам доковыляли до ближайшего бодрого шалмана с надписью «Шыномонташ 24/7». Это был полноценный деревенский техцентр, сочетающий в себе шиномонтаж, мойку и кладбище автомобилей на разборку, персонал которого обитал тут же, в многоэтажке из морских контейнеров, составленных один на другой, поэтому доораться до мастеров не составило труда.