Книга Игра на одевание, страница 108 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– А почему, – подал голос Юдин, – ее убийство так выделяется из остальных?

– Здесь как будто другая эстетика, – растерялась Миль. – Итальянский средневековый театр, – она, кивая, пролистала материалы Гурова, – с его пупи, технологией создания марионеток, и внезапно современный мультфильм. Это скорее игра с прецедентным текстом. Совершенно другая модель…

– Может, Воронову убил другой человек? – спросил Юдин. – Другой почерк, локация…

– А приезд Вороновой сюда, выходит, случайность? – Брадвин насупился.

– Может, это мама московского маньяка? – не унимался Юдин.

– Но тоже любителя языковых игр, да? – не удержавшись, вступил в перепалку Гуров.

– А Сашино платье нашли? – вдруг спросила Анна Игоревна, и мужчины одновременно повернулись в ее сторону. – Вика брала для ребят костюмы из ТЮЗа, чтобы они выглядели как герои Шекспира. В кофейне Саша была старшей дочерью Лира, отравительницей Гонерильей, женой герцога Олбанского. Просто, – она обернулась на магнитную доску, – у всех девушек этот Остряк что-то забрал. А что он взял у Саши? Ее рюкзак и пуховик же нашли с ней рядом. Может, для убийцы важны не только фразеологизмы, но и тема театра. Здесь, – она указала на Воронову, – грим и марионетка. Остальные места преступлений тоже выглядят как… какие-то безумные декорации!

– Тогда при чем тут шуты? – Гуров показал материалы, связанные с Панчем, Шико и Пеннивайзом. – Работа медиков однозначно указывает, что связь с ними существует.

– Конечно, – кивнула Миль. – Особенно с Панчем, ведь он из Англии. А значимый персонаж произведения английской литературы «Король Лир», чей костюм мы не выбрали, – это Шут. Остряк как бы сыграл его роль, использовав нас как марионеток в своем спектакле. У Шекспира Шут так и говорит о себе: «Я злой дурак – и в знак того ношу колпак».

Анна Игоревна взволнованно заходила по комнате.

– Есть еще кое-что. Прототипом шекспировского Шута считается Том Скелтон, средневековый шут-маньяк, служивший крупному феодалу Пеннингтону. Лев Иванович, когда вы приходили ко мне в университет, у вас была фотография Вороновой на фоне английского замка Манкастер. Он является родовым поместьем Пеннингтонов с 1208 года.

– Хорошо, она была там как туристка, – вмешался Брадвин, – допустим. Но, видит бог, этот пазл слишком большой. И мы как-то совсем далеко ушли от каламбуров.

Миль торжествующе улыбнулась:

– Нет. Наливайте чай. Расскажу вам одну историю.

Мужчины переглянулись, но послушались.

– История гласит, что у одного из видных представителей клана – сэра Алана Пеннингтона – была отчаянная и смелая незамужняя дочь Хелвайз, которая ночами переодевалась простолюдинкой и сбегала на танцы в соседнюю деревню. Так она влюбилась в местного плотника – простоватого и доброго юношу, который, конечно, ответил тем же. Нежность Хелвайз к нему была столь сильна, что она отвергла ухаживания и богатого соседа-рыцаря, и местного оторвяги Уитбека по прозвищу Дикий Уил. Тот посвятил товарища по несчастью в тайну похождений девушки, и рыцарь отправился искать справедливости к ее могущественному отцу. Разобраться с плотником Алан Пеннингтон поручил как раз своему шуту. Том Скелтон отправился в деревенский кабак и, пообещав помочь ему сбежать с возлюбленной, подпоил юношу так, что тот не мог стоять. «Добрый» Том заботливо вызвался проводить его, а в мастерской пустил в ход плотничьи инструменты и отрубил парню голову. О том, кто совершил преступление, вскоре узнали все, ведь Том шутил, что плотник потерял голову от любви.