Книга Игра на одевание, страница 18 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– По истории театра у меня было отлично. Ну и фольклор с античной литературой на первом курсе очень нравились.

Гуров нежно посмотрел на нее. Годами его жена опровергала расхожее мнение, что нельзя по-новому узнать человека и влюбиться в него с новой силой.

– Все забываю сказать, как мне повезло, что жена – актриса. – Он посадил жену на колени, собрал сильной рукой рассыпавшиеся по ее плечам волосы на затылке.

Она обвила его шею рукой:

– Погорелого театра.

Гуров знал, что карьера жены складывалась не так успешно, как ей того хотелось. В труппе ее прозвали Полковницей и судачили, что Мария живет на зарплату мужа в погонах как у Христа за пазухой, тогда как актер должен быть голодным. И это мнение, очевидно, разделял ездивший на последней модели Porsche главный режиссер.

Гуров посмотрел на часы и, убедившись, что самый молодой из его коллег не спит, отправил ему сообщение: «Портнов! Утром беги в морг к Санину. Проверь обувь Вороновой. О результатах сразу напиши».

Среда

Проснувшись, Гуров увидел сообщение от Игоря: «Лев Иванович! Ничего не понимаю. У нее в кроссах лежат рыболовные грузила. Отвез Семенову. Он говорит, что советский самодел. Отлитый в ложке свинец».

– Машенька, ты молодец! – крикнул Гуров жене, которая уже варила кофе в турке к завтраку. По квартире разливался блаженный аромат смеси специй для кофе, которые жена привезла из Индии. Если что и помогало Гурову прийти в себя после долгой работы ночью, то сочетание имбиря, корицы, кардамона, мускатного ореха и кофеина.

Он вышел на балкон и вдохнул бодрящий морозный воздух. В соседнем окне Мария срезала листья шпината, растущего в горшках на подоконнике. Гуров показал ей знаками, что идет в душ.

Уже стоя под жесткими струями прохладной воды, он вернулся к мыслям о Вороновой: «На каком же из бесконечных мастер-классов и прочей светской ереси ты встретила кукловода, который перерезал нить твоей жизни? Остается только надеяться, что у этого кукловода нет помощника-боттлера. И мы поймаем его до того, как он устроит очередной кровавый спектакль».

* * *

В полдень Гуров и Крячко шли по застеленному красным ковром коридору ведомства, обсуждая роль таинственной фигуры трикстера в деле Вороновой.

– Все это, конечно, очень занимательно, Лев, – ворчал Крячко. – Но я, как тебе известно, далек от искусства. А в кукольном театре вообще с трехлетнего возраста дочери не был. Наталья до сих пор припоминает, что я после дежурства героическую оборону домика Наф-Нафа проспал. И не хлопал, когда волк сбежал.

– Нельзя так легкомысленно относиться к классике, Станислав! Как ты мог? Форменное свинство!

– Да это было после дежурства, когда мы с тобой тех близнецов повешенных нашли.

– Повесившихся, – хмуро поправил Гуров. – До сих пор крик их матери в ушах стоит. Помнишь, там поначалу казалось, что тот одноклассник не мог между ними выбрать, потому что девочки похожи как две капли воды?

– А потом выяснилось, что они ему не нравились от слова «совсем»?

– Думаю, и здесь что-то подобное. Паршина с теткой Вороновой говорят, что та была любознательна и могла разговорить любого, честно хранила секреты. Может быть, она не запланированная жертва и объект желания, сталкинга, а бесполый исповедник, единственный друг, духовник?

– То есть он не хотел такую красивую женщину, а просто ей о чем-то проговорился?