Онлайн книга «Сладкая смерть»
|
— Садись, Забродкин, — сказал ему Гуров. — Поговорить надо. Арестованный сел, спрятав ноги под стул, а руки — между колен. Гуров остался стоять, глядя на охранника сверху вниз. — Значит, уток стреляли? — спросил он. Забродкин вскинул голову, на секунду Гуров увидел его глаза. — Да, на уток охотились, значит, — скороговоркой произнес задержанный, — охоту вот разрешили, мы и охотились. — В лесу, значит, охотились? — продолжал спрашивать сыщик. — Да, в лесу, мы всегда в лесу, там удобно, — с готовностью отвечал Забродкин. — А утки там летали? — Ну да, были уточки, были… — И много вы настреляли? Забродкин, который уже открыл рот, чтобы дать очередной быстрый ответ, вдруг запнулся — словно на бегу наткнулся на стену. Покрутил головой, словно искал ответ на стенах комнаты, затем с запинкой произнес: — Да нет, что-то не пошло… почти ничего и не добыли… — Почти ничего — значит, что-то все же добыли? Сколько? Одну утку? Две? — Да одну, наверное… — И кто же ее убил? — Да я, наверное… — И где эта утка? — Утка… Это… Ну я ее домой забрал… — А если я твою жену спрошу, приносил ты домой утку или нет, что она скажет? — Не знаю я, что она скажет… — угрюмо ответил охранник. — Откуда я знаю? — А из чего ты стрелял на этой охоте? — Из карабина, из чего еще? Я из карабина… — А Кашкин из чего стрелял? И снова этот простой вопрос поставил охранника в тупик. Он покрутил головой, открыл рот, закрыл, потом все же ответил: — Из ружья он стрелял, из чего же еще? Из ружья… — Какой марки было ружье? Вот на этот вопрос Иван Забродкин точно не знал ответа. Он умоляюще взглянул на сыщика и признался: — Не знаю я… — Как же ты не знаешь? — удивился Гуров. — Разве не ты ему ружье заряжал? В твоих показаниях написано, что ты заряжал. — Ну, если записано, значит, я заряжал, — покорно отвечал охранник. — А если заряжал, как ты можешь не знать, какой марки было ружье? — Я не заметил… — А что пили перед охотой? И снова Забродкин не знал, что отвечать. От напряжения у него аж скулы свело. Помедлив минуту, он ответил: — Пили это… водку, конечно, пили. — И Кашкин водку пил? — Нет, он не пил… А может, пил… Не помню я… — А на чем вы приехали в лес, на какой машине? — Не помню… — с отчаянием в голосе повторил охранник. — Память у меня плохая… Гурову все стало ясно. Задавать дальнейшие вопросы не имело смысла: было понятно, что все ответы охранника будут ложью. Он не был с директором в лесу, никто не стрелял ни из карабина, ни из ружья, и утки убитой не было, и водку никто не пил — тем более что покойный директор, как Гуров уже знал, пил мало и не терпел, чтобы пили его подчиненные. Охранник Забродкин врал, признаваясь в убийстве, которого он не совершал. Оставалось выяснить, что заставило его пойти на эту ложь. Допрос переходил в новую стадию, когда все становилось серьезным. И чтобы подчеркнуть этот новый характер их беседы, Гуров сел за стол, наклонился ближе к арестованному и сказал: — Да, я вижу, Иван, что ты многого в этой истории не помнишь. А не помнишь ты не потому, что память у тебя плохая, и не потому, что водку пил. Ты ничего этого не помнишь потому, что ничего этого не было. Ты не ездил в тот день с директором на охоту, и уток вы не стреляли, и не убивал ты его. И с повинной на другой день не приходил. И ты все это даже не выдумал — за тебя другие выдумали. Я так понимаю, что вечером они к тебе приехали, забрали из дома и начали «задушевно беседовать». Так все было? |