Книга День мертвых тел, страница 36 – Николай Леонов, Алексей Макеев

— Здравствуйте…

— Здравствуйте, теть Тось. Я друг Олега. Можно я к нему зайду?

Та лишь указала на дверь. Сказано было таким тоном, что Гуров легко представил себе, как славный белобрысый приятель Олежи, пока друг одевается, легко выпросит у его мамы и попить, и бутерброд, и чтобы Олег после прогулки задержался у него в гостях, потому что Аджею купили игровую приставку. Не могло такого случиться в жизни ни Олега, лишь мечтающего о силе воли, способной пробивать стены серых будней, ни Аджея, не имевшего ни родителей, ни друзей. Но сыграно было великолепно. Художник полуобернулся к замершей свите, коротко бросил «обсчитайте» и, не поморщившись, шагнул в комнату, служившую сыну хозяйки спальней. В самую клоаку, в сторону которой даже Гуров старался не смотреть.

Он двинулся следом, но перед ним протиснулись Сизый и Милованов, так что произвело ли собственное лицо на стене на Аджея впечатление — Гуров не узнал. Войдя, он увидел, что Аджей сидит на полу, обнимая безвольного Олега за плечи. Гладит по голове, заглядывает в лицо. И говорит негромко, но твердо, не то упрашивая, не то заставляя наркомана сфокусировать взгляд на своем лице:

— Это же я, Олег. Помнишь меня? Я пришел. Ты звал меня, и я пришел, прости, что так долго. А теперь мы поедем и будем лечиться. Ты ведь для этого меня звал? Выбирайся на свет, Олежа. Пообещай мне, что будешь лечиться, пожалуйста. Знаешь, здесь твоя мама. Что я скажу тете Тосе, если ты не согласишься со мной поехать, Олеж?..

«Неужели это еще можно вылечить? Неужели до него еще можно достучаться?» Гуров смотрел на то, что осталось от здорового когда-то парня, на плечи, обтянутые тонкой кожей, ребристый бок, и думал о том, что по нему можно изучать строение человеческого тела. А потом вспомнил о мумии, замурованной в стене. Мог бы Полонский иметь отношение к убийству? Или убить сам. Мог или нет? Сам замысел был необычен и эмоционален, палач наверняка вкладывал в свое дело идею, как сказали бы сейчас — месседж, послание. Умеет ли Аджей ненавидеть? Безусловно. Люди с такими жесткими глазами умеют не только ненавидеть, но и расправляться с обидчиками. Но в эту минуту пахнущий всеми нечистотами, на которые способно человеческое тело, Олег Максимов растирает слезы по его белоснежной футболке. Художник гладит его по голове и уговаривает. Берет в руки худое лицо, трясет, отчаянно и одновременно строго. Что, по мнению такого, как Аджей, может быть преступлением настолько несмываемым, чтобы похоронить человека заживо? Олег всхлипывает, неловко поводит плечами. И вдруг взгляд его становится осмысленным. Гуров и остальные в комнате затаили дыхание.

— Аджей?

— Да. Это я, Олег, да! Привет!

— Почему… Как ты здесь? А где мама?

— Мама здесь, рядом. — Полонский вскинул лицо, поймал взгляд Гурова. Лев стремительно вышел из комнаты и вернулся с Антониной. Тетя Тося заплакала. Прижав к груди руки, женщина осела на пол, обняла парней и плакала, тихо и безутешно. Любой силе приходит конец. Гуров понял, что смотреть на это больше не может. Когда он выходил, над плачем матери с сыном звенел голос Полонского:

— Ты только скажи мне, что согласен, Олег. При матери скажи «да». Как мне в глаза ей смотреть, если я ничего не сделаю? Я хорошую клинику найду, я знаю, в какой тебе помогут. И с деньгами нормально будет. Ты пообещай только. Я приезжать к тебе буду, слышишь?