Книга Смертельный звонок [cборник], страница 68 – Николай Леонов, Алексей Макеев

Нет, детишек Алеша любил, правда, только вполне определенного вида. Вот подай ему златокудрого, голубоглазого и непременно с веснушками — горы свернул за одну его слезинку. И как горестно понимать, что счастье этого вот, белобрысенького, под угрозой — ведь очень скоро мы все тут нацменьшинством станем.

За такими метафизическими размышлениями время шло, а денег не прибавлялось, это притом, что Алеша не курил и, кроме пива, ничего не потреблял — на этом основании, кстати, считал себя трезвенником, достойным финансового процветания. А деньги деваются на растущие в цене продукты, которых всем не хватает, потому что… ну, там, разворовывают или понаехали — все зависит от того, на какой телеграм-канал в настоящее время подписан Алеша.

И вот уже пришлось один кредит взять — по совету интернет-гуру, потом, когда выяснилось, что проценты не особо выгодные, а погашать нечем, то оформил и второй, а там и третий — пошло, что называется, плотно. Иногда наступали сытые времена, и Алеша почти выбирался из этой ямы — вот-вот брезжил свет, но снова следовал какой-то удар судьбы, и все возвращалось на адовы круги.

Наконец, какие-то мерзавцы, пользуясь тем, что Алеша светил свои паспортные данные вообще всюду, где давали хоть что-то «до зарплаты», оформили-таки кредит на себя, не на него. И разумеется, без отдачи.

Вот когда это выяснилось, наступил момент полного отчаяния: ни в одной конторе денег недобросовестному Алеше больше не желали давать. Друзей-приятелей, у которых можно было бы перехватить, у него давно не осталось, родители скончались. Выходить на работу на один склад с соседями — этот вариант не рассматривался в принципе. Вскоре закончилось все, опустела даже банка с лаврушкой. Оставалось лишь одно — бродить дни и ночи напролет из угла в угол, для развлечения воображая себя начальником станции, фиксируя опоздания поездов с точностью до минуты. Но и тут не без огорчений: каждую электричку он с детства знал, а теперь как тут разберешься, в этих новомодных гробах.

«Гробы и есть, — думал он сонно, меряя шагами комнату, — вот куда они такие… большие. Кого перевозить? А если сойдет с рельсов, проблем не оберешься. А вот тут, на потолке, откуда трещина-то взялась. Да какая поганая, уже даже с плесенью. Что ж теперь, из-за одной трещины весь потолок белить, а ведь так неохота… не ко времени. Стройматериалы-то как поднялись — страсть. Все почему — хапают, кидают…»

Впрочем, это все отвлеченные мысли. А вот как бы денег раздобыть?

Вспомнив свои детские упражнения, вернулся к копательству, тем более что с Марковичем-краеведом в свое время не то что был знаком лично, а считался любимым его учеником. Когда другие ребята интересовались в основном амуницией, оружием, патронами, он, Спиридонов, мечтал лишь о том, чтобы найти какое-нибудь захоронение. Правда, чуткий Маркович раньше самого Алеши понял, что в этом интересе к останкам нет никакого патриотизма и стремления почтить вернуть имена героям. Когда престарелый краевед почувствовал, что у мальчика потихоньку, как он мягко выражался, «меняются приоритеты» — проще говоря, едет крыша, — то постепенно отстранил его от активных поисков.

И тут Алешины наклонности наперебой стали поднимать свои уродливые головы, точь-в-точь змеюки из гнезда. Он разобиделся на весь свет и принялся стращать. То рассказывал каждому встречному-поперечному — соблюдая надлежащую туманность, отсутствие определенности (все-таки не было желания садиться за решетку прежде времени), — о том, что потравит конфетами всех «черных» детей. Туманно, но относительно определенно намекал на то, что взорвет рынок, который «держат черные». Пытался даже сколотить команду для избиения этих самых «черных», но после того, как тогда еще живых родителей вызвали сначала к директору, потом и к начальнику отделения тогда еще милиции, подействовало, разговоры прекратились. То есть прекратились вестись вслух, а в голове продолжались, стучали они в Алешиных воспаленных мозгах, звонкие такие, отчетливые и злые.