
Онлайн книга «Самое бессмысленное убийство»
– А ты не догадываешься, – спросил Гуров у старика, – что это за клочок и что это за циферки? Старик все так же молча покачал головой. – Так я тебе объясню. – Голос Гурова вдруг приобрел жесткость и какую-то отстраненность. – Когда человек рождается на свет, к его ногам привязывается специальная бирочка – тот самый кусочек картона или дерматина. И на нем пишутся циферки – вес, рост, время, когда ребенок родился, наверное, еще что-то такое же важное. Вот это, я думаю, и есть та самая бирочка. Для любой нормальной матери это сокровище, потому-то они его и хранят в ларцах да шкатулках. Понял теперь? Дед Пыня и в третий раз ничего не ответил. – Может, тебе интересно, для чего я тебе это говорю? – спросил Гуров. – Ну так я тебе объясню. Отчего же не объяснить? Это, скорее всего, та самая бирочка, которая когда-то была на ножке новорожденной девочки Нади. Ее родила Елизавета. А теперь я тебе скажу, кто отец этой девочки Нади… Гуров достал из кармана фотографию, которую, общаясь с Надеждой, раздобыл Крячко. На фотографии были запечатлены Надежда и ее сынишка. Гуров мельком взглянул на изображение и положил фотографию на стол прямо перед глазами старика. – Посмотри! – жестко сказал он. – Вот та самая девочка Надя с бирочкой на ноге. Уже взрослая… А рядом ее сынишка. Это твоя дочь и твой внук. Смотри внимательно. Смотри же! Старик вначале глянул на Гурова, затем – куда-то в угол, затем опять на Гурова и лишь потом медленно взял фотографию и поднес ее к слезящимся глазам. Он смотрел на фото и менялся в лице так, что скоро оно и впрямь стало походить на лицо умершего человека. – А ты не врешь, начальник? – тихо спросил он. – Вру! – резко ответил Гуров. – Затем я тебя и поймал, чтобы соврать! А то зачем бы еще ты мне был нужен? – Что ж она мне не сказала? – все тем же тихим голосом произнес он. – Я же не знал… Если бы я знал, то, может… то тогда… – Она хотела тебе сказать, – ответил Лев Иванович. – Но только после своей смерти. И вот она мертва, и она тебе это говорит. – После своей смерти… – сказал дед Пыня и поежился. – После своей смерти… Но почему? – Не знаю и знать не хочу! – ответил Гуров. – Да и что тут знать? Ты и сам знаешь ответ на свой вопрос. Ведь знаешь? – Да, – сказал старик, – да… А можно мне взять это фото… с собой? – Бери, если хочешь, – пожал плечами Гуров. – И смотри на него. Даже молись, если умеешь. Старик молча взял фото и бережно сунул его за пазуху. Затем он пожевал губами, поморгал и сказал, обращаясь к Гурову: – Так ведь отберут при шмоне… Не положено… Ты бы посодействовал… чтоб не отобрали… – Хорошо, – сухо ответил Лев Иванович. – Спасибо, – промолвил старик скривившись, и непонятно было, то ли он улыбнулся, то ли заплакал. – Ладно, – уже совсем иным, усталым тоном произнес Гуров. – О чем тут говорить? Что ни скажи, все будет лишнее и некстати. Федор Ильич, будь так добр, посторожи дедушку. А мы – пошептаться. Сыщики вышли во двор дома престарелых. Гуров потянулся, расправил плечи и взглянул на небо. – Какая тоска! – сказал он. – Сплошные тучи, и никакого просвета! – Так ведь осень, – произнес Крячко. – Вот, уже и зимой пахнет. Скоро закружит-завьюжит. – Что-то я устал, – проговорил Лев Иванович. – Вроде ничего особенного не делал – все, как и обычно, а все равно устал. Должно быть, старею. |