Книга Мастер жестокости, страница 28 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– И Лилечка не в курсе, по какой причине папа взбеленился?

– Не в курсе, и это с горечью признает. Пришлось дать клятву, что сообщу причину, как только ее выясним.

– Но адрес клиники, откуда он исчез, она наверняка знает?

– Знает. Но есть кое-что получше адреса, – заявил Крячко и выложил на стол внушительную стопку документов, оказавшихся ксерокопиями договоров на медицинское обслуживание, с актами и оплаченными счетами. Оплаченные суммы можно было охарактеризовать одним словом: запредельные.

– Это-то откуда?! – подивился Гуров. Друг не переставал его удивлять.

– Как откуда? Пан Ректор бережливый тип, надо же возврат оформить, хотя бы что-то получить, – ухмыльнулся Станислав. – Лиля собирала документы, ксерокопировала, я и прихватил. Вот у нас поэтому есть и договоры, и счета, и лицензии, ну и медицинские доки с картами так, прицепом идут.

– Станислав Васильевич, вы беспредельщик.

– Не без этого. Ибо, как говорили древние: человече! аще хочеши выиграти, загляни в карты соседа, ибо в свои всегда заглянуть успееши.

– И что у нас в картах соседа?

– О, куча интересного, и, во-первых, диагноз, от первой госпитализации до последней. Эф – тридцать один и эф-десять, два, три-три.

– Эф-десять – это точно алкоголизм, – заметил Гуров, – а эф – тридцать один – это что?

Крячко постучал костяшкой пальца по ксерокопии документа, набранного мелким шрифтом:

– Тут расшифровка для клиентуры есть. Маниакально-депрессивный психоз. А эф-десять – «алкогольная терапевтическая ремиссия со стойким психопатологическим расстройством при формальных установках на лечение и на трезвость».

– Сколько же у него личностей под одной черепушкой? – задумался Лев Иванович.

– Хорошо, что нам только одна нужна, – хмыкнул Крячко. – Держи вот, оставляю тебе все нажитое, а сам отбываю пока домой. По хозяйству тоже надо кое-что успеть.

…Давно стемнело, в коридорах царила полная тишина, а Лев Иванович все изучал папку по Счастливому-младшему, пытаясь вникнуть в это весьма странное собрание документов.

Пока было ясно лишь одно: если когда-нибудь кто-то возьмется писать биографию Даниила Олеговича, то ему придется несладко. Путь его был тернист, а описание дискретно.

Первая треть жизни – это блестящий базис, пусть и со справкой об инвалидности, отличные характеристики, золотая медаль, грамоты и дипломы, блестящие результаты олимпиад. Вот фото при поступлении в институт – красивый мальчик, аккуратная прическа, классический костюм, прямой, открытый взгляд, лицо с плаката о счастливом студенчестве.

Вторая треть – не менее блестящее продолжение первой части. Сплошные «отл.», красный диплом. Список сокурсников, среди которых присутствовала масса фамилий, по-настоящему стоящих упоминания: выдающиеся правоведы, адвокаты и прокуроры, не только практики, но и теоретики, разрабатывающие глубокие и полезные концепции.

«Дурное влияние исключаем сразу», – отметил про себя Гуров, изучив этот список.

Далее – аспирантура, превосходные результаты диссертации, восторженные отзывы, в том числе на иностранных языках. Вот и положительное решение диссертационной комиссии. Да, Лилечка поведала чистую правду: комиссия не ограничилась присуждением Даниилу степени кандидата, она подала ходатайство выше, в министерство, представить тот же диссер и на докторскую степень.