Книга Мертвая улика [Сборник], страница 91 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– А вдруг он убежит? – предположил Федор Ильич. – Или уже успел скрыться? Ну а что тут удивительного? Почуял опасность и подался в бега. Уголовники – они, как звери, чуют опасность. И неважно, старый это уголовник или молодой.

– Говорили, что у него больные ноги, – возразил Крячко. – Куда он убежит с такими-то ногами?

– А может, кто-нибудь ему поможет! – возразил в ответ Федор Ильич. – Наймет машину, даст денег. На машине далеко можно уехать. Так, что и не найдешь.

– Мысль, конечно, здравая, – сказал Гуров. – А только я все же не думаю, что он скроется. Он-то надеется, что мы ничего о нем не знаем. Поэтому зачем ему бежать? Побег как ни крути, а косвенное признание своей виновности. Но и это, я думаю, не главное. Главное, в побеге нет смысла – после убийства его давней возлюбленной. А ведь, похоже, он ее и в самом деле любил. Пускай не по-людски и не по-божески, коряво и эгоистично, но все же любил. До самого последнего момента. Думаю, что и сейчас любит. Хоть он ее и убил… Поэтому-то он и не побежит. Куда ему бежать от себя? Так ведь от себя не убежишь. Это истина, которой не нужны никакие доказательства.

– Ну да, – иронично произнес Крячко. – Душегуб, который способен на возвышенные чувства и страдания! Ох, доконаешь ты меня своим идеализмом, Лев Иванович! Чую, близок мой час, как той несчастной старушки. Так и напишите на моей могильной плите: его доконал идеализм друга и напарника. Ну, или что-то в этом роде… По мне, так никаких возвышенно чувствующих душегубов в природе не существует. Высокие чувства и убийство – вещи несовместимые. И это тоже истина, которой не нужны доказательства. Звери они. Хуже зверей, потому что зверь из-за любви никого не убивает. А человек убивает.

Крячко умолк и стал задумчиво смотреть в окно. Помолчав и насмотревшись в окно, он сказал:

– Ну, а поскольку я прав, то мыслю вот что. Мне кажется, нам все же стоит разыграть перед милейшим дедушкой Пыней небольшой спектакль. Так сказать, театр одного актера, и этим актером буду я.

– Что ты имеешь в виду? – глянул на товарища Гуров.

– А вот что. Явлюсь-ка я в богадельню раньше вас под видом, допустим, ответственного и уполномоченного господина, который прибыл, чтобы прикинуть, как, что и в какой очередности следует отремонтировать в доме престарелых. Стены-то там довольно обшарпанные, так что мое появление особого подозрения не вызовет. Тем более что меня как полицейского там, считай, никто и не знает. И вот: я буду бродить по территории, рассматривать и измерять все подряд, многозначительно хмыкать и заносить ценные записи в тетрадку. А заодно – наблюдать и замечать острым глазом происходящее вокруг. И вот как только дед Пыня почует опасность и пожелает дать деру – я тут как тут. Так сказать, встану у него на пути и пресеку попытку бегства. А далее появляетесь вы, и начнется заключительный акт печальной комедии под названием «Убийство из-за любви». Таков мой план, и я от него не отступлюсь, поскольку я человек, мыслящий трезво и рационально, а не какой-то там идеалист.

– Идея хорошая, – одобрил план Крячко Федор Ильич. – Я – за. Ноги ногами, любовь любовью, а убийца все равно остается убийцей, как бы там ни было. А потому подстраховка не помешает.

– Браво! – улыбнулся Крячко Федору Ильичу и победно глянул на Гурова: – Вот тебе еще и глас народа вдобавок к моим трезвым умозаключениям. Сдавайся, Гуров, ты побежден! Нас больше.