Книга Улика с того света [сборник], страница 66 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Почему же вы передумали дарить ей медальон?

Байрон кашлянул и ответил.

– Это был наш предпоследний забег, Гуров. Но никто из нас об этом еще не знал. Мы не учуяли, что ты дышишь нам в спину. Мне вообще в тот год не везло. Я случайно узнал, что Катя-то моя любила не только меня. Кудесника нашего она тоже по ночам обнимала.

– Значит, Катя не знала о том, что вы хотите сделать ей подарок? – спросил Лев Иванович.

– Знала.

– Где спрятан медальон?

Запись зафиксировала громкий шорох.

Гуров вспомнил, что как раз в этот момент заворочалась Марина, спавшая на соседней кровати.

– Она тоже хотела это знать, – продолжил Байрон. – Приехала сюда только за этим. Наверное, как-то узнала о том, что недолго мне осталось воздух коптить. Пришла, испугалась, заревела, рассказала, почему не появлялась так долго. Мне было не особо интересно, но почему бы не послушать? О том, что нас задержали, она догадалась сама, когда никто не вышел на связь. После приехала к Кудеснику, а там возле подъезда стоит полиция. Вот Катя и сбежала, Гуров. Знаешь, куда подалась? В Италию. Деньги у нее были, я ее никогда не обижал. Думаю, она откладывала все, что я ей давал до тех пор, пока ты нас не вычислил. А иначе откуда у нее бабло? С пустым кошельком эта милашка не уехала бы. Там вышла замуж, но клялась мне, что супруга никогда не любила. Знаешь, почему она вернулась в Москву?

– Почему?

– Сказала мне, что совесть ее заела.

– Отличная история. Душещипательная, – сказал Гуров.

– Мне тоже так сначала показалось. А потом она прямо спросила про медальон, заявила, что в память обо мне будет носить его вечно. Не знаю, на что эта особа рассчитывала, но я ей ничего не сказал. Ой, видел бы ты, Лев Иванович, как она изменилась. В момент! Я ей говорю: «Не держи меня за дурака». А она: «Сделай напоследок что-то полезное. Хоть раз в жизни. Тебе все равно не выбраться отсюда. Сдержи слово». Это я должен, значит, все-таки подарить ей то, что обещал. Она обо мне не вспоминала целых десять лет.

Гуров слушал запись разговора, а перед глазами у него стояла картина: больничная палата, полумрак и темное пятно вместо лица на подушке.

– Она, уходя, оставила мне номерок. Сказала, что если передумаю, то могу позвонить ей. Бумажка на тумбочке была, я ее не трогал. Может, упала куда-то. Ты поищи.

Бумажка обнаружилась не на тумбочке, а в ящике.

Левинский слабо улыбнулся и сказал:

– Вот так. Теперь ты найдешь ее. Не доверяй тем, кто рядом с тобой, Гуров. Ты хороший человек, хоть и мент. А мне без разницы, где подыхать? Вон даже дочка приехала. Лежу в тепле, за окнами лес. В камеру больше ни ногой. Отмотал срок, хватит. Везде есть свои плюсы, Гуров. Я тебе вот что скажу. Катя вполне могла убрать и Семена, и Андрюху. Если ты ее найдешь, то, будь другом, передай ей привет от меня, скажи, что это я тебя на нее навел. Обещай, слышишь?

Речь Левинского совсем потухла. Он еле-еле шевелил губами.

Гуров прилагал большие усилия, чтобы разобрать слова, поднес телефон к губам слабеющего человека и спросил:

– Где ты спрятал медальон, Байрон?

Но тот уже ничего не слышал, отвернулся, дал понять, что говорить больше не будет.

На этот раз сыщик не стал его тормошить. Он и так выжал из него больше, чем рассчитывал.

Лев Иванович встал со стула, придвинул его обратно к стене, взглянул на Марину, которая до сих пор крепко спала, остановил запись и спрятал телефон.