Книга Обвинение предъявлено Гурову [Сборник], страница 158 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Да, это я понимаю. А откуда вы знаете про раскаяние, вернее, про его отсутствие?

– Субъект оставляет своих жертв в том виде, в каком они были на момент убийства, одетыми в белье или пижаму, связанными, с истерзанными телами. Это не насмешка, а равнодушие. Он не пытается прикрыть им глаза, вынуть кляп, накрыть простыней, сменить позу на умиротворенную, такую, которую принимают спящие люди. Это говорит о полном отсутствии раскаяния. Субъекту все равно, что дальше будет с этими телами.

– Но тот факт, что он оставляет двери квартир открытыми, разве не говорит о доле раскаяния? – спросил генерал. – Ведь, по-видимому, субъект хочет, чтобы тела девушек были обнаружены как можно быстрее.

– Наверное, да, хочет. Только не из чувства раскаяния. Это скорее некая брезгливость. Субъект следил за своими жертвами. Он знает, что они одиноки, значит, быстро их не хватятся. Если запереть квартиру, то тела не будут обнаружены как минимум несколько дней. Так всегда бывает. Люди надеются на лучшее, думают, что девушка приболела, у нее села батарейка в телефоне, сломался сам аппарат и так далее. Пока забеспокоятся коллеги или начальство, станут бить тревогу друзья, вызовут полицию и слесарей, с телом произойдут необратимые изменения. Возможно, что субъекту осознавать это неприятно. А вот может ли быть такое, что он сам ассоциирует себя со своими жертвами? – Гуров на несколько мгновений замолчал, потом продолжил: – Да, подобное возможно, хотя и довольно редко. Вот почему он хочет, чтобы тела были найдены как можно быстрее. Тут он выбрал самый простой, логичный и безопасный для себя способ.

– Лев Иванович, но как такое может быть? – с удивлением осведомился лейтенант. – Наш субъект ведь мужик. Как он может ассоциировать себя со своими жертвами?

– Это тонкости психологии. Субъект ассоциирует себя со своими жертвами потому, что подвергался насилию в детстве или подростковом возрасте. Вероятно, виновником был близкий человек. Он страдал вместе с теперешним убийцей или не защитил его, когда мог. Тут возможна масса вариантов. Вероятно, это и есть то самое травмирующее событие, которое навсегда изменило психику субъекта.

– А что за травмирующее событие? – спросил лейтенант.

– Вы все так смотрите на меня, будто я прорицатель.

– Потому что ты нас просто заворожил, Лева, – сказал Стас.

– Сейчас разочарую. Я не знаю. Можно только гадать о том, что случилось лет двадцать – двадцать пять назад. Может быть, поискать по базам данных тех лет, – задумчиво протянул Гуров. – Насилие, которому, вероятнее всего, подвергалась женщина с ребенком, возможно, в семье, внешне вполне благополучной.

– Лева, это же горы информации! Нам придется до самой старости копаться в ней! – ужаснулся Стас. – Надо учесть, что о насилии в семье люди частенько не заявляют, замалчивают факты. Я уже не говорю о случаях, связанных с ребенком. Здесь вообще частенько никто не желает сор из избы выносить или просто ничего не замечает.

– Да, ты прав. Не факт, что о преступлении кто-то заявлял. Но поискать все же стоит.

– Что же, Лев Иванович, я впечатлен, – заявил генерал. – Ты не только тщательно изучил все дела и провел анализ преступлений. На основе этого анализа ты нарисовал достаточно развернутый портрет потенциального подозреваемого. Видно, что проникся ты этим расследованием не на шутку.