Книга Обвинение предъявлено Гурову [Сборник], страница 214 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Я так понимаю, об изнасилованиях вы не заявляли?

– Правильно понимаете, Лев Иванович. Бог знает, почему они меня не убили, когда стало ясно, что мать не поддастся на давление и не станет содействовать преступникам. Возможно, они решили, что я сама скоро умру и мараться нет смысла. Эти скоты меня бросили в закрытом доме, связанной. Выбраться оттуда самой шансов не было. Так что если бы меня не нашли, то, думаю, через пару-тройку дней я была бы мертва. Кроме того, они подстраховались и тщательнейшим образом удалили с моего тела все возможные улики. Меня несколько раз вымыли, подстригли ногти, обработали их каким-то едким раствором, почистили зубы, и все такое прочее. Так что, заяви я об изнасилованиях, улик бы никто не нашел.

– А как же травмы?

– Меня не калечили, даже не избивали. Моральные издевательства не в счет, они не оставляют физических отметин. Так что, кроме следов связывания, на теле ничего не было. Исключением оказалась разве что девственная плева. Но как доказать, когда ты ее лишилась, неделю назад или, скажем, пару месяцев? Об изнасилованиях я рассказала лишь матери. Она, кстати, тоже не желала, чтобы нас полоскали в милиции, порадовалась тому, что я промолчала, сказала, что я проявила беспечность, наказана за это и впредь должна быть умней. Через некоторое время мать ушла с работы, мы продали квартиру и уехали жить в небольшой городок. Напоследок она воспользовалась своими связями, чтобы поменять нам имена и фамилии. Так что в том городке никто о нас ничего не знал. Эта мысль помогала мне спать по ночам, а не выть на луну, как я порой хотела. Как только окончила школу, я навсегда разорвала все отношения с матерью. Находиться рядом с этой женщиной мне было неприятно. Я переехала в другой город, окончила вуз, потом вернулась в Москву, сняла квартиру, нашла работу, наладила свою жизнь, по крайней мере внешне. К слову сказать, я совершенно утратила способность доверять людям. Не завела ни одной подруги, а мужчины меня просто пугают. Я не только влюбиться или кем-то заинтересоваться, но и поговорить спокойно с каким-нибудь парнем не могла долгие годы. Со временем научилась держать себя в руках, но страх не исчез. Просто я загоняла его все глубже и глубже. Однажды это вылилось в потребность убивать. Вы намереваетесь просить у суда пожизненного заключения для меня?

– Это дело прокуратуры.

– Пусть просят пожизненное, так будет проще для всех. Знаете, мне часто снится, как я иду по улице, а вокруг разноцветные, очень яркие листья, светит солнце. Потом захожу в квартиру и прямо в коридоре вижу двух чужаков, которые ждали именно меня. Это становится понятно без слов и без угроз, просто видно по их лицам. По ощущениям это похоже на ожог. Так бывает, когда схватишься за раскаленную кочергу или неожиданно прислонишь ладонь к горячему утюгу. Как вы думаете, что это за чувство, Лев Иванович?

– Наверное, страх.

– Глупости! Я давным-давно разучилась бояться. Теперь я сама внушаю ужас другим людям.

– Бедная девочка, – сказал Гуров, когда конвой увел арестованную женщину обратно в камеру. – Пережить такое никому не пожелаешь. Но страшно даже не это. Если бы она вовремя получила помощь и была окружена любовью и сочувствием…

– Брось, Лева. Случилось то, что случилось, и этого уже не изменить. Бедная девочка людей убивала, таких же простых, доверчивых и беззащитных девочек.