Книга Охота на мага, страница 151 – Николай Леонов, Алексей Макеев

Авторитет ее был огромен. К тому же на первой спевке, походившей более на сейшн в подземном переходе, она умудрилась посеять в актерах острое чувство неполноценности, исполнив, «для примера, не настаиваю!», арии Призрака, Гамлета и Полония. Все, челюсти отпали, а Лялечкино слово приобрело силу закона, хотя она вроде бы этого не требовала.

«Нет, это не преображение, это перерождение! Эмпатия, возведенная в абсолют, – понимала Мария, наблюдая за этим увлекательным процессом, – она врастает в кожу другого, становится им – и после этого, знакомая с каждым жестом, интонацией, особенностями голоса, мягко ставит на нужное место. Удивительно!»

При этом Юляша неизменно держалась тихо и скромно, а то и в тени, ничего авторитарного, режиссерского не допускала. Ощущала, как у кого-то сдают нервы, задолго до того, как это становилось очевидно самому психу, – и немедленно делала так, чтобы этот зловонный нарыв не прорвался.

Роли всеобщего решалы-миротворца способствовала и ее внешность – выглядела она по-прежнему как девчонка-подросток, несерьезно, беленькая, худенькая, глазастая, ходила в каких-то куцых курточках, джинсах и смешных шапочках, городской рюкзачок на одной лямке через плечо, тяжелые высокие ботинки. Манера говорить – тихо и ласково, и непоказное добродушие, и искренняя доброжелательность. И неизменное внимание к замечаниям самих актеров. К тому же она, сама огромный любитель импровизации, умела стимулировать к тому же других.

«С чего бы она такая добрая? Исключительно потому, что материал отменный. Работай в свое удовольствие, только дай пьесе говорить самой за себя. И все-таки молодец Лялечка».

К тому же, бережно сохранив остатки образования, она весьма вовремя припоминала теорию и соображала, как это применить сейчас, чтобы классические уши не торчали из основной панк-идеи.

Вот, например, сцена мышеловки никак не получалась, и в этом Юлию постигала участь ряда великих режиссеров. Поскольку петь там было особо не о чем, шло действие, пантомима и красноречивая музыкальная интермедия, во время которой надо было играть, а не хлопать глазами, надувая бледные щечки.

С игрой было в целом неважно, после миллионного повтора Мария была готова уже сама отравить глупого Клавдия, а бесталанного Гамлета пустить на компост.

Юлька, очевидно измученная, стряхнула с колен разомлевшего принца датского, прозвенела нежным колокольчиком:

– Так, стоп. Гримера прошу сюда.

Она походила по сцене, соображая, оглядываясь, прикидывая, потом, щелкнув пальцами, приказала Алексею-Клавдию сесть. Мария давно заметила, что с начальством она обращалась довольно вольно и уж точно без благоговения. А оно, начальство, похоже, перед нею робело совершенно по-мальчишески и смотрело в рот.

Гример, выбежав на сцену, замерла в почтительной позе.

– Лиза, вот это все красивое, – Юля обвела пальчиком овал, – долой, и сделайте из него крысу. Старую, Лизавета!

– Мерзкую? – деловито уточнила Лиза.

– Очень, – подтвердила Лялечка детским голоском, сопроводив слово жестом так, что мороз по коже прошел. От гадливости.

Лизавета принялась работать.

– А нам что делать? – спросила Мария.

– Вот как раз ты, ваше величество, не вздумай ничего менять, – горячо попросила Юлька. И обратилась к Гамлету: – Маркуша, теперь о тебе. Ты смотрел мультик про Маугли?