Книга Охота на мага, страница 93 – Николай Леонов, Алексей Макеев

Залежнев говорил медленно, спутанно, словно находясь в наркотическом опьянении или в горячечном бреду. Лицо его пылало, глаза блестели, взгляд стал диким, а глаза блуждали, не останавливаясь, словно что-то искали в пространстве комнаты, но не могли найти, за что им зацепиться.

– Одна ведьма обещала мне, что через неделю, самое большое через месяц, ты будешь моей. Бросишь мужа и придешь ко мне. Я ждал больше месяца. Но она меня обманула. А ведь я дал ей много денег. И тогда я понял, что она – лгунья, пошел и убил ее. Поступил с ней так, как нужно поступать с ведьмами. Я долго замаливал свой грех, но потом решил попробовать еще раз и… и еще, и еще… я уже не мог остановиться. Голос внутри меня говорил, что я не должен останавливаться. Чем больше я убью ведьм, тем ближе ко мне будет моя награда.

– Какая награда, Митя, о чем ты говоришь? – пораженная его рассказом, спросила Татьяна.

– Ты. – Он опять посмотрел на нее, и его лицо разгладилось, улыбка вернулась, а взгляд стал мягче и теплее. – Ты моя награда. Ты моя жизнь, Таня.

– Боже! Митя, ты сошел с ума! – Ельцова закрыла лицо руками.

– Почему вы убивали именно гадалок и ворожей? Потому что никто из них не смог помочь вам и приворожить Татьяну? – спросил Гуров.

Залежнев кивнул и ответил:

– Это я потом уже, после третьего или четвертого убийства, не помню, – он наморщил лоб, силясь вспомнить, – хотел, чтобы хоть кто-то из этих ведьм сделал так, чтобы я забыл Таню. Перестал ее любить. Но как ее забудешь, как разлюбишь, если я почти каждый день виделся с ней на работе и каждую ночь она приходила ко мне во сне? Я понял, что мне нужно сменить работу. Но это не помогло. Я еще сильнее затосковал, болел, метался. Внутри меня все горело, как будто у меня постоянно был сильный жар… Потом мне порекомендовали еще одну ворожею. Я думал, ну все – это в последний раз… Но она тоже не помогла и отправилась следом за своими сестрами в ад. Если честно, то я даже толком не помню, как я к ним приходил и что с ними делал. Помню только свои ощущения. Да, только это я и помню отчетливо…

– И что же вы чувствовали, когда шли их убивать? – с сочувствием в голосе к этому явно больному человеку спросил Лев Иванович.

Залежнев долго молчал, тер ладонями разгоряченное лицо, вытирал со лба пот. Было видно, что его мучают воспоминания и что ему не хочется заново переживать прошлое. Но Гуров понимал, что Мите в то же время не хотелось носить всю эту боль и сумятицу в себе, ему нужно было выговориться, исповедоваться перед кем-то – не важно, перед кем именно. Кто с ним рядом сейчас присутствовал, перед тем и излить душу. Поэтому, чтобы подтолкнуть его к этому шагу и развеять все его внутренние страхи, Гуров сказал:

– Отец Савелий очень беспокоился о вас, Дмитрий, и просил нас сообщить ему, когда мы вас найдем. Он очень хотел бы с вами поговорить.

Эти простые слова Льва Ивановича, как оказалось, стали последней каплей в сомнениях Залежнева. По щекам великана потекли слезы. Он провел рукой по шее, достал из-под рубахи крестик и сжал его в кулаке.

– Мне было страшно, – сдавленно проговорил он. – Очень страшно. Я знал, что грешу, лишая жизни живую душу. Когда я был в армии, я знал, что там я воюю за наших братьев. Там – я защищал людей. Но и тогда мне было тяжело. Поэтому я и уволился. Я не мог стрелять и стрелять… Ведьмы – совсем другое дело. Они – антихристки, они приносят людям зло, они своим колдовством морочат людям головы, убивают их души. Поэтому их нужно уничтожать. Но одно дело – стрелять во врага издалека, и совсем другое – убивать их вот так, руками. – Он раскрыл ладони и с горечью посмотрел на них. – Но я знал, что должен это сделать – во имя своей любви к Татьяне и к Господу нашему. Это был мой крестовый поход и мой крест, и я должен нести его, чтобы получить в будущем свою награду.