Книга Смерть в подлиннике, страница 17 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– Не говорил он! Он сказал, что голова болит. Больше ничего не уточнил, – отрезала Марьяна. – Я ему таблетку предложила, а он ничего не ответил на это.

– И это все его слова? Только про головную боль? – спросил Гуров.

– Говорила я, а он сначала молчал. Пришла, разобрала сумки, начала ему рассказывать, что вот, мол, съездила, привезла нам яблоки, укроп, сливы еще тоже мне дали, салаты всякие со стола, говорю ему, спрашиваю, что, может, он голодный, а он в ответ ни слова. Не сразу очнулся. Ну, я как? Я не сразу легла, я еще побродила. Белье там в стирку, подмела…

Этот, казалось бы, бессмысленный разговор ни о чем Гуров вел не просто так. Он нарочно водил Марьяну по кругу, проверяя правдивость ее слов. Пока что выходило, что она не лжет.

Марьяна подошла к окну, взяла с подоконника пачку сигарет и чиркнула спичкой.

– Вчера в доме было спиртное? – спросил Гуров.

Он нарочно поставил вопрос именно так, как бы намекая на то, что не считает Марьяну знатной любительницей крепких спиртных напитков, которая не может прожить без алкоголя ни дня. Слово «вчера» должно было сыграть для нее важную роль. Она и в самом деле мало походила на человека, страдающего алкогольной зависимостью. Марьяна не страдала излишней худобой, имела хорошую фигуру, двигалась не угловато или суетливо, что обычно отмечается у алкоголиков со стажем. Зубы и волосы ее были в порядке, кожа имела ровный, а не землистый цвет, тремор рук отсутствовал, а речь хоть и путалась, но сознание оставалось ясным, что тоже указывало на то, что женщина еще не достигла того дна, с которого редко кто поднимается.

Гуров решительно расправил плед на кровати и сел. Крячко последовал его примеру. Участковый и Марьяна предпочли стоять и дальше.

– Так что насчет алкоголя? – переспросил Гуров.

– Была водка в холодильнике, – тут же ответила Марьяна. – И немного пива. Генка без него не вставал и не ложился.

– Так было спиртное или нет?

– Оставалось, но редко вообще-то. Генка всегда пил до дна, а если и оставлял, то совсем немного. И то только потому, что падал на пол и засыпал.

– И вы не удивились тому, что он не допил водку?

– Не удивилась, – спокойно ответила Марьяна. – Он же сказал, что ему плохо. Значит, было не до бухла.

– Вернемся к моменту, когда вы увидели его лежащим в постели.

– Не просто лежащим, а спящим, – поправила Марьяна. – Даже не встал, когда я пришла. Не проснулся даже. Я его позвала, он что-то промычал, я не разобрала. Смотрю – на столе посуды нет, в комнате не накурено, перегаром не пахнет. Значит, думаю, не ел, не пил, что показалось странным, так как он всегда перед сном хотел есть и после никогда за собой со стола не убирал. Говорю: «Вставай, поговорим». А он лежит зубами к стенке и не шевелится. Сказал только, что очень сильно болит голова. Я посмотрела на него, увидела, что он лег-то, не раздеваясь, прямо в штанах и кофте. Только ботинки и снял. Но тут же подумала, что, наверное, напился, если не хватило сил снять одежду. Думаю – ладно, подхватил, может, где-то вирус. Тогда я тоже долго сидеть не стала, закинула гостинцы в холодильник, кое-что по дому поделала и вскоре легла.

Во время разговора Гуров не делал никаких заметок ни в блокноте, который прихватил с собой на всякий случай, ни в телефоне. Все, о чем пока что рассказала Марьяна, не вызвало никаких подозрений. Все складывалось.