Книга Смерть под старой ивой, страница 121 – Алексей Макеев, Николай Леонов

Чуя, к чему идет дело, Гуров залил в термос кипятку, оттащил от берега лодку, прихватил из машины свитер, влез в палатку и закрылся. Крячковский шатер оказался крепким брезентовым орешком. Снаружи бесновалась стихия, все гремело, грохотало, выло и ходило ходуном. А полковник сидел в кресле, тепле и уюте, почитывая шедевр, взятый в поселковой библиотеке под честное слово. Книжка попалась глупая, но увлекательная, и Лев Иванович уже собирался укладываться на боковую, как вдруг услышал, что кто-то идет.

Определенно некто на двух ногах шлепал по руслу ручья, скрипя мокрым щебнем. «Вот не сидится же кому-то дома, экстремалы», – подумал Гуров, гася фонарь.

Скрежет и хлюпанье приближались, затем пешеход остановился, видимо, увидев палатку. И, поскольку не искал знакомств и общения, резко сменил направление, даже как бы бегом стал удаляться вверх по осыпающимся камням. Заскрипело-зашуршало совсем близко, послышалось тяжелое дыхание, звук падения, перестук осыпающегося щебня, матерная ругань.

«Ну хватит», – решил Гуров и вылез наружу.

Дождь шел сплошной стеной, точь-в-точь тропический ливень, ручей вспух, мутная вода пенилась, ветер свистел, море ревело – все было на месте. И, кроме стихий, вокруг никого не видно.

Ругая себя на чем свет стоит, полковник, взяв фонарь, по берегу взбесившегося потока прошел к морю, постоял на берегу, вернулся – и все это он проделал в полном одиночестве. Если не считать шума бури, кругом было тихо.

«Пойти машину посмотреть, не смыло ли», – подумал Лев Иванович, но, пока шел его мыслительный процесс, стихия успокаивалась, ветер уже не рвал палатку с корнем, а дождь дружелюбно и почти сонно постукивал по тенту. В общем, полковник влез обратно в палатку, натянул сухие носки и немедленно заснул.

Проснулся, как всегда на отдыхе, ни свет ни заря. От ночного ливня не осталось и следа, небо в просветах между соснами было голубое-преголубое, без тени хмари и облаков. У моря парило, а в бору дышалось легко. Пахло хвоей и озоном.

Умывшись в ручье, Гуров решил для очистки совести проведать машину – а машин, как оказалось, стало две. Породистый вороной «Лексус» с московскими номерами высокомерно глазел фарами на его скромный «Дастер». Он немедленно отметил блатную комбинацию символов – У 777 ЕС. Лев Иванович дотронулся до капота автомобиля (холодный), заглянул в салон: в замке торчал ключ, сигнализация была выключена.

Нутро профессионала требовало натянуть перчатки (спасибо пандемии за полезную привычку) и дернуть дверь. Здравый смысл – очень полезная вещь – утверждал, что надо немедленно убираться. Победил профессионал.

«В конце концов, может, ты сгущаешь краски, – подумал он. – Ну не принято в этом ауле закрывать двери саклей, ну и “Лексусов”».

Лев Иванович первым делом принюхался: атмосфера в салоне была не ахти, композиция из хорошего одеколона, плохой водки и почему-то молочного шоколада, но ни кровью, ни чем-то биологическим не пахло. Видимых следов борьбы тоже не было, напротив, салон недавно пропылесосили и начистили до блеска. Под зеркалом заднего вида висела целая вязанка всего на всякий случай – глаз Фатимы, крест и магендавид. На торпеде красовалась стопка глянцевых буклетов «Играй по-королевски» – ох, как права Верочка, вся Москва с ума посходила. На приборной панели на видном месте лежала записка: