Книга Хранители смерти, страница 166 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Фарцовка? – предположил Орлов.

– Об этом ни слова не сказали ни американец, ни переводчица Абельянц, а она-то уж с ним несколько лет в одном кабинете сидела.

– Ладно, выяснили. Игрушки предназначались дочери, а косметику он дарил ее матери, – ответил Орлов. – Теперь нужно как-то достать дочь Трифонова. Может быть, она что-то вспомнит.

– Она собиралась в Москву, но не сказала, когда именно, – вспомнил Гуров. – Правда, толку от нее мало. Я это понял еще при первом нашем разговоре.

* * *

Маша поставила перед Гуровым тарелку с супом.

– Ешь, кормилец.

– А ты?

– А я успела до твоего прихода. Можно с тобой посидеть?

Гуров чуть не поперхнулся:

– Что за вопросы такие?

– Просто многие не любят, когда им смотрят в рот во время еды.

– А я люблю, когда мне смотрят в рот, – улыбнулся Гуров. – Но не люблю, когда сами при этом сидят голодные. Ты снова села на диету?

В последние дни Маша действительно вела себя странно. Мужа кормила, а сама от еды отказывалась под разными предлогами. Такое с ней случалось только в одном случае: если ей нужно было сбросить вес ради роли.

– Ни на какой диете я не сижу, – раздраженно ответила Маша. – Клянусь, я уже поужинала.

– Чем? Веточкой укропа?

– Ешь, Лева.

Она ушла в комнату, Лев Иванович не стал ее уговаривать. Пусть идет. Он потом спросит про ее дела. Сейчас все равно голова другим забита.

Пока что все указывало на то, что Елена Трифонова действительно приходилась родной дочерью Виктору Громову. Правда, сама она вряд ли об этом знала. Она называла отцом Трифонова, искренне переживала за него и, даже уехав на постоянное место жительства в другую страну, не забывала о нем заботиться. Окончательный переезд Трифонова к дочери говорил о том, что он так и не узнал, что жена была ему неверна.

– Маш! – крикнул Гуров. – А что это за суп?

– Рассольник, – донеслось из комнаты.

Гуров недоуменно зачерпнул ложкой со дна тарелки содержимое. Не похоже на рассольник. Ни перловки, ни привкуса соленых огурчиков. Может, разварились?

– Очень вкусно! – ответил он.

– На здоровье! – крикнула в ответ жена.

Гуров пожал плечами. Пусть будет рассольник. А если капнуть сметанки, то вообще не отличишь.

Он поднес ложку ко рту и услышал, как в кармане пиджака, висевшего в коридоре, зазвонил телефон. Из комнаты появилась Маша, вынула мобильник и принесла его на кухню.

– Елена? – поинтересовалась она, взглянув на дисплей.

– Елена?..

Гуров отодвинул тарелку и протянул руку.

– Ой, как ты засуетился, – насмешливо скривилась Маша. – Это по работе, да?

– Это из Франции, Маш. Отдай телефон.

– А номер-то – наш, – припечатала жена и отдала телефон Гурову.

Номер действительно был российским. Гуров вспомнил, что он когда-то принадлежал Трифонову, но Лев Иванович решил на всякий случай запомнить и его, подписав именем его дочери.

– Слушаю, – произнес он в трубку.

– Здравствуйте, – послышался уже знакомый голос. – Это Елена. Мы недавно разговаривали. Вы звонили мне в Париж, помните?

– Конечно, помню, – ответил Лев Иванович. – Но сейчас вы звоните с телефона своего отца.

– Да, я пользуюсь им, когда бываю в Москве.

– А вы в Москве?

– Да, прилетела сегодня утром.

– Очень рад вас слышать.

– Я хотела узнать… есть какие-то новости?

Гуров не сразу понял, о чем она говорит. Во время первого разговора он не заметил ее заинтересованности в результатах расследования. Напротив, она, кажется, даже не хотела об этом говорить.