Книга Гром среди вторника, страница 68 – Соня Субботина

Сил не было даже чтобы просто держать глаза открытыми, так что, убедившись, что рядом с ним вместо Веры, которую он ожидал и хотел снова увидеть, чтобы поверить в ее реальность, женщина средних лет, снова закрыл их. Теперь он опирался на другие свои ощущения. От боли остались одни отголоски, видимо, это была заслуга каких-то очень сильных лекарств. Правую ногу он практически не чувствовал. Во рту было сухо. Состояние у Ильи было такое, будто его переехали катком. Он пытался вспомнить, что же с ним случилось и как сюда попал.

«Как же я буду играть в баскетбол?.. – пронеслось в голове у Ильи, а потом он все понял. Нет больше никакого баскетбола. – А водить машину?.. точно… ее тоже больше нет».

Жизнь Ильи снова была так же раздроблена на куски, как и его бедренная кость. Только вот если последнюю с помощью остеосинтеза еще смогут спасти травматологи, то для починки жизни титановых скоб, вытяжения и аппаратов Илизарова еще никто не придумал. Последняя ниточка, ведущая к Вере, порвалась, но ее, как и порванные связки в колене, вероятно, еще можно будет восстановить. Возможно, еще не все потеряно.

Громов чувствовал, как медсестра снимает датчики и достает что-то из его руки. Наверное, иголку от капельницы. Чувствовал не самые приятные запахи реанимации и слышал гул оборудования. И даже этому он был рад. Чуть не потеряв свою жизнь, он начал ее ценить. Даже ее самые тяжелые и неприятные мгновения. Он обязательно отсюда выберется. И из реанимации, и из ситуации, куда его завела череда событий, зависящих не только от него. Да даже если и сходит с ума, то что с того? Разве перестал от этого быть чьим-то другом или сыном? А все остальное поправят таблетки. Если уж лекарства смогли снять боль, от которой он тут же отключился в момент аварии, то от галлюцинации в виде симпатичной незнакомки они точно избавят. А может, никому больше и не рассказывать о Вере? Пусть себе мирно живет в его голове. По крайней мере, она ничего не делает, не заставляет кинуться на прохожих с ножом или выпрыгнуть из окна, только мелькает где-то на афишах и в рекламах. Очень милая и ничуть не опасная галлюцинация. Не все так плохо. По крайней мере пока что.

Он услышал шаги и какое-то дребезжание. Подоспела еще парочка медсестер. И, судя по разговорам, рядом был еще один человек. И не похоже, чтобы он тут работал. Звякнуло что-то металлическое, что-то заскрипело, что-то звякнуло еще раз.

– Давайте я помогу, – снова услышал Илья какой-то очень знакомый голос человека, которого несколькими минутами ранее бессознательно вычеркнул из списка медсестер. Судя по всему, эта девушка была почему-то рядом и мешалась персоналу. Кто она? Что она тут забыла? Почему звук ее голоса отзывается щемящей болью в сердце? Или это лекарства перестали действовать?

– Иди домой, сейчас еще свалишься тут, не хватало тебя откачивать.

– И не таких перекладывала, – обиделся тот же знакомый голос, но Громов так и не смог понять чей.

Перекладывала? Значит, тоже медсестра? Но почему ее пытаются прогнать? Стоп. Перекладывала? Что с ним собираются делать? Илья почувствовал себя беспомощным, и ему крайне не нравилось, что женщины собираются перекладывать его, как какого-то калеку. Он хотел было возмутиться, запротестовать, но правая нога отказывалась шевелиться, сил так и не прибавилось, слова из мыслей не хотели преобразовываться в звуки, а веки – открываться. Пришлось, сгорая от стыда, смириться.