Книга Холодный ветер среды, страница 102 – Соня Субботина

– Потому что я и придумала его. – Лула закатила глаза, мысленно добавляя «идиот». – Ладно, пойдем, но мне от тебя ничего не нужно. Чарминг, ты хоть знаешь размер кольца?

– Да, знаю. Я не настолько идиот.

«Нет, настолько», – подумала Лула, но вслух сказала совершенно другое.

– Хорошо, давай только быстрее.

Лула хорошо чувствовала людей, и ее нутро подсказывало, что принц Чарминг на самом деле не такой, каким хочет казаться. На ум приходило только одно слово – «лицемерие». Ну и еще одно – «самовлюбленность». И последнее – «засранец». Даффи искренне надеялась, что Марго в самый ответственный момент придет тоже одно правильное слово – «нет». Или же целая фраза: «Нет, я не выйду за тебя, придурок».

Вопреки всем надеждам Лулы, побыстрее не вышло, и, когда они вышли из ювелирного магазина с купленным кольцом для Марго, оставалось совсем немного времени до возвращения в Эмеральд.

* * *

После ужина Ира решила пойти на поле для спорта. Играть она не собиралась, поэтому с собой взяла скетчбук, простой карандаш и четырехцветную ручку. Вишневская села на траву поодаль от играющих и в футбол, и в волейбол, чтобы в нее точно ниоткуда не мог прилететь мяч.

Она посмотрела на поле, на полосу двухэтажных домиков, чьи крыши выглядывали из-за забора территории школы, и на небо, где проплывали облака, одно из которых так было похоже на большого белого пушистого пуделя. Вишневская раскрыла скетчбук, и, стоило только острому длинному грифелю наточенного канцелярским ножом мягкого простого карандаша для набросков коснуться поверхности, как Ира выпала из реальности. Вернулась она в нее, только когда завершила рисунок. Первым делом она посмотрела на свои перепачканные в грифеле подушечки пальцев. Ничего нового, Вишневская всегда, вопреки запретам в художке и правилам академического рисунка (единственным, которые она нарушала, не испытывая мук совести), тушевала прямо пальцами. Хотя для этих целей нужно было использовать лист бумаги или растушку, специальную палочку из плотно скрученной бумаги.

Белый пудель уплыл, оставшись только на листе и в ее воспоминаниях. Ира критически осмотрела свой рисунок. Черно-белый, он почти достоверно отражал окружающую действительность, но… это почти…

Откуда-то на небе за обычными облаками и пуделем появился единственный цветной элемент – два голубых глаза. Чтобы передать нужный цвет, Ира еле-еле нажимала на синий стержень ручки.

Эти глаза не выражали ничего, в них были только пустота и холод, но даже этого ненастоящего взгляда Ире хватило, чтобы поежиться, будто снова подул ветер, и мысленно проиграть сцену недавнего прошлого.

Почему-то под этим, но уже настоящим взглядом, тело леденело и замирало, будто его облили жидким азотом. Будто и нет никакого тела больше. Будто вместо него остается тонкая фарфоровая кукольная оболочка, в которую бьются душа и сознание, пытаясь ее разбить и выбраться. Она тонкая, но все же очень крепкая, поэтому ничего не выходит.

– О, Иринка, привет! – раздался рядом веселый голос Дианы, которая так много времени проводила у себя в комнате за домашками от репетиторов и вариантами ЕГЭ, что толком-то и не успела ни с кем познакомиться в этой школе, отчего была очень рада увидеть знакомое лицо. Вишневская тут же вернулась в реальность, которая тут же стала немного приятнее, чем была до. – Что делаешь? – Аверина бесцеремонно заглянула в скетчбук. – Ты что, художница? А покажешь другие рисунки?