Книга Самый настоящий бывший босс, страница 85 – Анна Варшевская

— Нигде, — ворчит Матвей, отводя глаза.

— Дело ведь не только в плохом слове? — внимательно смотрю на сына. — Это Пашка кричал тебе? Что-то обидное?

Он кивает, пожимает плечами и молчит, как партизан. Выпрямляюсь. Похоже, ничего мне сейчас у него не узнать. Может быть, Маруся и смогла бы его разговорить, а я пока даже не знаю толком, с какой стороны подступиться.

Но всё решает случай. Потому что у самого забора, уже на выходе с территории, мы сталкиваемся с тем самым пацаном. И идущий с ним рядом папаша, дёрнув ребёнка за руку, командует ему поторопиться, причём именно теми словами, которые детям знать не следует.

— Следите за своим языком, — сдерживая злость, цежу почти в лицо щупловатому мужику.

— А ты кто, бл…, такой, чтоб мне указывать? Пошёл на… — тут же выплёвывает этот придурок.

— Матвей, отойди, — прошу ребёнка быстро и негромко, подтолкнув его в сторону, а сам, развернувшись к кретину, быстро подхватываю его за грудки и пихаю к решётке забора, вжимая туда как следует.

Очень надеюсь, что ему не придёт в голову бить по не до конца зажившим рёбрам. В больницу не хочется. Но просчитал я правильно — во-первых, он помельче меня, во-вторых, такие, как дело доходит до драки, всегда предпочитают сваливать в кусты.

— Я — отец Матвея, — говорю достаточно внушительно. — И не дай бог я ещё хоть раз услышу, как ты или твой сын материтесь при моём ребёнке!

— Да ладно, чо ты, мужик, — это убожество смотрит на меня со страхом. — Погорячился я, извини, ну?

Тряхнув напоследок, отпускаю его, с трудом сдерживая желание вытереть руки.

— Пойдём, Матвей, — оборачиваюсь к мальчику, который смотрит на меня круглыми глазами.

Алексей

— Ты сказал, ты мой папа? — ребёнок наклоняет голову к плечу, а мне хочется постучать себя по голове. — Это правда?

— Матвей… — опять присаживаюсь перед ним.

Слова не идут. Но говорить нужно. И чувство почти такое же, как когда я шёл по офису после той встречи с Вячеславом, собираясь найти Марусю и не зная, что ей сказать.

— Это правда, — произношу наконец, глядя ему прямо в глаза и пытаясь уловить, что он чувствует. — Я хочу быть честным с тобой, Матвей. Я… потерял вас с мамой на несколько лет, но теперь нашёл, и я очень хочу быть частью вашей семьи. Как думаешь, ты сможешь меня принять?

Матвей смотрит сосредоточенно, насупив брови.

— Если ты уже нас терял, то можешь потерять снова? — говорит задумчиво.

— Не теперь, — убеждённо качаю головой. — Раньше я не знал о вас. Но сейчас знаю и ни за что не уйду и не потеряю, честное слово.

— То есть ты останешься насовсем? А почему ты не ухаживал за мамой? — задаёт внезапный вопрос сын.

— Э-э-э… — теряюсь, не зная, что ответить. — Я… ухаживал…

— Да? — скепсис в голосе ребёнка считывается на раз, и я чувствую себя идиотом.

Ещё мой же шестилетний сын мне советов не давал, как ухаживать за его матерью!

— Я ведь мужчина. Значит, я отвечаю за маму тоже, она же женщина, — этот малолетний Штирлиц смотрит на меня, прищурившись, как будто готовится вести допрос. — Ты дарил ей цветы?

— Да, дарил, — киваю неуверенно. — Один раз.

— Только один? А конфеты? — Матвей надувает губы.

— Честно говоря, не припомню, — меня вдруг начинает разбирать смех от абсурдности этой ситуации. — А давай-ка ты мне расскажешь, какие конфеты любит твоя мама, и я исправлюсь. Как тебе идея?