Книга Первая скрипка для злого доктора, страница 88 – Анна Варшевская

– Я не передумаю, – улыбаюсь ему и тянусь за очередным поцелуем.

Алёна

Весна наступает именно такая, как и должна быть – с цветущими в садах и на аллеях яблонями и вишнями, роняющими розоватые лепестки на тропинки. От озера уже тянет не ледяной промозглостью, пробирающей до костей, а лёгкой прохладой, такой приятной в летнюю тяжёлую сухую жару, до которой осталось совсем немного. На музейной территории высаживают цветы, раскрывают укутанные на зиму розы. Всё оживляется, скоро над «аптекарским огородом», где у нас выращивают душистые травы, и над столетними липами, стоящими за музеем, загудят пчёлы.

Вову выписывают из больницы спустя полтора месяца. Его бабушке всё-таки приходится рассказать кое-что, хоть и не до конца. Здоровье у неё и так ухудшилось, и Антон встревоженно ходит к ним, как на работу, два-три раза в неделю, чтобы проверить, как она себя чувствует.

Одно хорошо – Юрий Владимирович, которого мы держали в курсе всей этой истории, надавливает сначала на мэра города, а потом и на президента республики. Выделяют бюджет, и бараки, в которых жил мой ученик, расселяют. Вове с Варварой Андреевной дают двухкомнатную квартиру в доме, принадлежащем заводу.

– АлёнМихална, я побежал, – мальчик после урока торопливо складывает скрипку в футляр. – Я Иосифу Давидовичу ещё обещал, что приду покажу ему «Серенаду».

Вот и ещё одно поколение продолжает учить ту самую серенаду...

Моего учителя тоже выписали, но здоровье его так и не восстановилось, и он пока продолжает сидеть на больничном. И бурчать, что безделье убьёт его быстрее работы. Может быть поэтому старый скрипач стал привечать Вову, хотя давно уже не работает с детьми.

– Беги, беги, – улыбаюсь вслед ученику. – Мне и самой пора.

– А вы куда? – приостанавливается он. – В музей?

– Нет, на кладбище, – усмехаюсь, качая головой.

Я действительно вот уже месяц, с тех пор как окончательно сошел снег, который у нас иногда лежит чуть не до мая, хожу по заросшему старому городскому кладбищу, пытаясь отыскать хоть какие-то следы плиты с ангелом, упоминавшейся в письме.

Моя находка производит хоть и небольшой, но всё же фурор в музыкально-историческом сообществе. Почерковедческая экспертиза подтверждает, что письмо принадлежало матери композитора, и теперь оно выставляется под стеклом в постоянной экспозиции нашего музея.

Но найти могилу у меня пока не получается.

Вот и теперь брожу в тени вековых раскидистых дубов, сквозь листву которых просвечивает яркое солнце. Здесь тихо, как-то уютно – как ни странно говорить такое о кладбище – и скорее похоже на парк.

– Так и подумал, что успею застать тебя здесь, – старческий, чуть надтреснутый, привычно насмешливый голос вырывает меня из размышлений.

– Иосиф Давидович! – поворачиваюсь и спешу к старику, стоящему на широкой тропе. – Что вы здесь делаете? Вы на такси, надеюсь, добирались, а не на трамвае?! Как чувствуете себя?

– Ай, ну что ты сразу делаешь мне нервы, девочка, – отмахивается профессор. – Я, конечно, старая развалина, чей земной путь таки подошёл к своему завершению, но не надо делать из меня инвалида!

– Ну что вы опять, как я не знаю… – хмурюсь, предлагая учителю локоть, на который он тяжело опирается. – Антон ведь сказал вам, что…

– Девочка, эти врачи ни в чём не разбираются, – ухмыляется старик. – Поживёшь с моё, тоже поймёшь.