Книга Зимняя коллекция детектива, страница 201 – Анна и Сергей Литвиновы, Татьяна Устинова, Татьяна Полякова

А может, все проще: кто-то в самом деле хотел сдать киллера? А что, очень похоже. Позвонили слишком поздно для того, чтобы спасти Никитина, но киллер-то едва ушел. Кто-то рассчитывал, что ему повезет меньше? И такое может быть. Чего только в этой жизни быть не может.

Если у киллера возникли подозрения, а заказал Никитина Филиппов, вполне естественно расквитаться с ним. Промежуток между двумя убийствами чуть более двух часов. Очень похоже на правду. «На дерьмо это похоже», – зло подумала я. Гадать можно сколько угодно, легче от этого не станет. Одно несомненно: в рядах московских друзей Деда единством и не пахнет. Какое там единство, если начался отстрел. А если так, то труп Филиппова далеко не последний. Старый змей здорово рискует. Если б еще соизволил намекнуть… Размечталась. Ладно, разберемся.

Парень в очках и с бородкой не давал мне покоя. Если он работал на Деда или на его друзей, зачем прислал мне деньги с запиской? Ответ вроде бы очевиден: чтобы я вышла на киллера. Отсюда вывод: таинственный любовник Светланы и есть киллер. Она просила отомстить за нее и за меня плюс записка в куртке… В общем, кто он, догадаться нетрудно. Если я права, значит, ближайшее окружение Деда недовольно им или его выбором. Заигрывают с Тагаевым, а Никитина убирают. Дед должен чувствовать себя крайне неуютно. Киллера хотели сдать. Его собственные хозяева? Дед? Или кто-то еще? К примеру, Тагаев. Светлана ему показывала фотографию, и он ее о чем-то предупреждал. Очень может быть, что Тагаев. Тогда его ухмылка и намек на сюрприз, который меня ждет, становятся понятными.

– Достали меня эти тайны мадридского двора, – пробурчала я и только тогда сообразила, что ушла очень далеко и от гостиницы, и от своей машины. Пришлось возвращаться. Ко всему прочему, ноги в кроссовках окончательно замерзли, я дважды поскользнулась и едва не упала. Весь мир казался скопищем врагов, дураков и уродов. Любой знает: в таком настроении лучше сидеть дома. Туда я и отправилась.

Сашка спал в кресле. Я заварила чай, забралась на диван, закуталась в плед и дала себе слово ни о чем не думать. Вообще не думать все-таки сложно, и, чтобы отвлечься, я погрузилась в церковнославянский словарь, который в последнее время грел душу не хуже пледа. Чем дальше от суровой правды жизни, тем лучше.

Сашка проснулся, мы поужинали, я запихнула его в комбинезон, оделась потеплее, и мы пошли гулять. Сашка очень нравился редким прохожим, люди смотрели на него с улыбкой, а я с гордостью. Комбинезон у него меховой, а шапочка вязаная с помпоном, уши наружу, для чего в шапке предусмотрены специальные отверстия. Сашка часто останавливался и смотрел по сторонам, наслаждаясь произведенным эффектом. Он очень тщеславен. Как большинство мужиков. Дед, увидев нас сейчас, вряд ли порадовался бы. Наверняка стал бы ворчать, что мне надо завести ребенка, а не возиться с таксой. Я в отличие от Деда точно знаю, что ребенка мне доверять никак нельзя. Есть люди, которым заводить детей вообще ни к чему. Один мой знакомый утверждал, что от него может родиться что-то в высшей степени кошмарное, с когтями и клыками. Бахвалился, конечно, но о дурной наследственности мы наслышаны. И что перейдет от меня несчастному созданию? В пятнадцать лет я стала любовницей Деда, соблазнив друга своего отца. «Соблазнив», – сильно сказано, но смысл мало изменится, если найти более подходящее слово. С тех пор мы вместе и врозь. Правда, этому состоянию кое-что предшествовало: я влюбилась. Дед это вроде бы одобрил, но мой избранник как-то скоропостижно скончался. Хотя слово «скоропостижно» здесь не подходит, умирал он долго, в муках. А потом я жила одна, так и не сумев порвать с Дедом, иногда занималась любовью с мужиками, которых едва знала, испытывая стойкое отвращение к жизни, а еще больше к себе. Оттого случайных мужиков становилось все больше. Пока не появился тип, в которого мне менее всего стоило влюбляться. А я взяла, да и влюбилась. Может, Тагаев прав, и я способна любить лишь того, кто причиняет мне боль? Хорошенький мазохистский комплекс я передам своему ребенку. Чего это я вдруг думаю о детях? У меня пес есть.