Книга Зимняя коллекция детектива, страница 236 – Анна и Сергей Литвиновы, Татьяна Устинова, Татьяна Полякова

Двадцать минут, и я уже на Вокзальной. Улица эта славилась своими трущобами. Лет семь назад из ветхих домов начали выселять жильцов, брошенные дома тут же облюбовали бомжи, выглядеть лучше от этого улица не стала.

Дома стояли с выбитыми стеклами, крыши кое-где провалились. Здесь собирались строить кинотеатр, потом раздумали из-за близости железной дороги и удаленности от центра города. Территорию отдали под застройку, но те, кто побогаче, ехать сюда особо не стремились. В результате возвели только один жилой дом в двенадцать этажей, который не украсил район, а скорее напоминал бельмо на глазу. В общем, препротивное местечко. С левой стороны бесконечная вереница каких-то складов, с правой – развалюхи и дорога в колдобинах, теперь еще и грязь непролазная. Фонарей здесь и в доброе время не водилось, а сейчас и подавно. Я чертыхалась, рискуя впотьмах свернуть себе шею, и гадала, что здесь понадобилось Лукьянову. Может, свел дружбу с бомжами, решив обрести тут надежное убежище?

– И где этот тринадцатый дом? – пробубнила я, вглядываясь в успевшие заржаветь таблички. Девятый, одиннадцатый, а вот, надо полагать, тринадцатый. Он стоял чуть в стороне, обнесенный забором, правда, сейчас забор рухнул, за ним раскинулась настоящая помойка. К дому прилегали еще два ветхих строения в форме буквы П, сбоку виднелась арка, низкая и темная, точно нора, в нее я и вошла, потому что Лукьянов велел свистнуть во дворе, а не на улице.

Двор был узкий, грязный, но сюда падал свет из окна первого этажа. Рядом с окном – дверь, обитая мешковиной, точно сейчас не двадцать первый век, а середина прошлого.

Я подергала ручку, дверь была заперта, вздохнула и засвистела мотивчик «У любви, как у пташки крылья», получилось это у меня неплохо. Через полминуты дверь распахнулась, а я совсем было собралась спросить глупость, чтобы как-то объяснить свое появление здесь молодому человеку с бородкой, пока не вспомнила, что так теперь выглядит Лукьянов.

– Заходи, – гостеприимно предложил он.

Вход с улицы вел прямо в кухню, где горел свет, окно было занавешено тряпкой, которую даже самая буйная фантазия не позволяла назвать шторой. Справа до половины разрушенная печь, слева у окна стоял табурет, дальше дверь, ведущая в соседнюю комнату. Дверь была открыта, свет в комнате не горел, но там кто-то возился и поскуливал. Наличие здесь какой-то жизни поначалу меня удивило, а потом вызвало некоторое беспокойство.

– Я здесь, и что дальше? – вяло поинтересовалась я.

– Надеюсь, ты проявила осторожность?

– Повышенную. Кстати, благодаря Вешнякову я на время избавлена от назойливого любопытства. Кто у тебя там? Собака? – не выдержала я. Насчет собаки я, конечно, пальцем в небо, на кой черт она Лукьянову? Но более ничего в голову не приходило. Кто еще может так поскуливать?

– Сейчас увидишь. – Лукьянов вошел в соседнюю комнату и щелкнул выключателем.

Очам моим предстало удручающее зрелище. На колченогом стуле, под одну из ножек которого был подложен для равновесия кирпич, восседал мой недруг и начальник охраны Деда господин Ларионов. Хотя слово «восседал» в данном случае не подходит. Вид он имел жалкий: руки, ноги связаны, рот заклеен скотчем, на лице кровь, левое ухо выглядит как-то очень подозрительно, волосы над ним слиплись от крови. В глазах слезы и смертная мука.