Книга Детектив на пороге весны, страница 231 – Татьяна Устинова, Татьяна Полякова, Анна и Сергей Литвиновы

– Сколько вам было лет? – осторожно спросила я.

– Пятнадцать. Джульетте было меньше. Мы на речке познакомились, то есть я его и раньше много раз видела, а тут пришла на речку, и он там. И вдруг дождь. Не дождь, а ливень. Мы вещички похватали и под дерево, вот и познакомились. Потом загрохотало, Аркадий сказал – нельзя в грозу под деревом находиться, опасно, и мы припустились в деревню. Я поскользнулась и ногу потянула, он мне помог. На руках нес. Дом его ближе, чем мой, так я у него и оказалась. На ногу повязку наложил лучше всякого доктора, а после мы на веранде чай с медом пили, смотрели на дождь и разговаривали. – Надежда засмеялась, коротко и резко, и посмотрела на Берсеньева.

– Вы писали стихи, и это вас сблизило, – вновь полезла я, а она отмахнулась:

– Да ничего я не писала. Это я матери врала, чтоб не цеплялась. Я Аркадию помогала. Печатать научилась еще в седьмом классе, мать очень даже одобряла: лишний приработок. А в пятнадцать лет уже стучала как заправская машинистка, машинку я у матери выпросила, чтоб можно было дома работать. И к Аркадию ее носила. У него, конечно, своя машинка была, на ней он и работал, а я перепечатывала набело.

– Что печатали? – уточнил Берсеньев.

– Роман, – пожала она плечами. – Роман, который Аркадий писал в то лето. Про то, как тосковал по своей любимой, про эти письма… про все. И про меня тоже. Лола, которую герой выдумал, на самом деле я.

Мы с Берсеньевым переглянулись, он поджал губы, точно хотел сказать «вот такие дела», а я пробормотала:

– «Прощальную песню» на самом деле написал Чадов?

– Вот именно. А Смолин ее украл. Только тогда я об этом не знала. – Надежда посидела немного, глядя в окно, и продолжила: – Это было счастливое лето. Вы поймите, та девушка для меня мало что значила. Она была далеко, и вообще я воспринимала ее как литературный персонаж, а вовсе не как живого человека. А Аркадий был рядом, писал роман, я ему помогала. Он говорил, это будет хорошая книга, настоящая… Он любил слово «крепкая». Днем он работал, а я заваривала ему чай, готовила, потому что так он мог вообще ничего не есть. Вечером, закончив работу, он читал мне то, что успел сделать за день. Я шла домой и перепечатывала новые страницы, чувствуя его рядом и очень жалея, что не могу вместе с ним бродить по окрестностям. Вечерами он подолгу гулял, обдумывая то, что завтра будет писать. Это была настоящая книга и настоящая жизнь. Одно было плохо, что к нему часто приезжали гости, Смолин и его Венера. В эти дни я к нему не ходила. Стеснялась. Да и он, думаю, не хотел, чтоб о нас знали. Боялся, что его друзья начнут над ним посмеиваться. Лето выдалось жарким, и они по большей части проводили время на веранде, а я пряталась в кустах по соседству и наблюдала. Ревновала ужасно. Особенно к этой Венере. Она красивая была. И наглая. Иногда мне казалось, что Аркадий не в силах устоять. Но когда я говорила об этом, он всегда смеялся и отвечал: с ее стороны это пустое кокетство, ничего не значащее. А еще говорил, что есть просто женщины, а есть настоящие. И я как раз настоящая, хоть совсем еще девчонка, а Венера просто красивая. Смолин тоже роман писал. Читал его здесь Аркадию. Они его обсуждали, ругались так, что чуть до драки не доходило.

– Из-за чего спорили?