Книга Уткина охота, страница 20 – Рина Осинкина

– Да, и в самом деле, гражданин Трунов? Гражданка имеет право. Какие еще у вас к ней претензии?

– Претензий никаких! Кроме той, что этот стариковский кошелек она мне подложила!

Кутузов повернул голову в сторону Любови Матвеевны:

– Вы видели, как эта гражданка подложила кошелек в ящик письменного стола?

У Валерии от нехорошего предчувствия сжалось сердце, но соседка вполне искренне произнесла: «Нет, не видела», и Лера выдохнула. Значит, и впрямь не видела. А то неизвестно, чего можно ждать от этой правдолюбки.

Майор произнес скучным тоном:

– Оформляем задержание. Сержант, давай сюда наручники.

По лицу Трунова прогулялась паника. «Погоди, голубь, это еще не конец», – злорадно подумала Лера и проговорила:

– А знаете, господин офицер, я его прощаю.

Присутствующие недоуменно уставились на нее, а Валерия продолжила непринужденным тоном:

– Я прекрасно понимаю, что не из-за кучки медяков гражданин решился на такое вульгарное преступление. В кошелечке я храню важную улику, которую продемонстрировала ему получасом раньше – по делу о похищении раритетной статуэтки у пенсионера Спиридонова, моего соседа по дачному поселку. Именно из-за этой бумажки был украден мой кошелек. Это не просто бумажка, а документ, который может обличить гражданина Трунова как вора и негодяя. Я права, гражданин Трунов?

Тот тяжелым взглядом исподлобья посмотрел на Валерию, потом отвернулся в сторону, что-то взвешивая в уме. После затянувшейся паузы он произнес:

– Господин офицер, я хочу сделать заявление. Прошу отметить особой строкой, что добровольно и своевременно. Неделю назад я изъял у гражданина Спиридонова принадлежащий ему предмет, имеющий историческую ценность. В содеянном раскаиваюсь просто до слез. Бес попутал, мамой клянусь! Раритет гражданину верну с извинениями и компенсацией.

– А под протокол признаться здесь и сейчас желаете? – вкрадчиво поинтересовался Кутузов.

– Ну, а чего тянуть? – вздохнул Трунов и приступил к показаниям.

Валерии надо бы торжествовать, но отчего-то ей было противно. Как будто выпачкалась вся, а чумазой – какое торжество?

Когда Трунов закончил излагать и принял из рук майора казенный лист с задокументированным признанием, чтобы ознакомиться и подписать, Лера подошла к Кутузову и сказала:

– Нам пора. Не возражаете?

Майор не возражал.

– Леониду привет, – произнес он и улыбнулся.

Лера тоже улыбнулась и спросила:

– Я подскочу, когда статуэтка будет у вас?

– Валяйте, – ответил майор.

– Чуть не забыла. Спасибо!

– Взаимно.

Она кивнула ребятам-сержантам, расхаживающим у выхода из бутика, повертела головой, отыскивая соседку, но, вспомнив еще об одном деле, вернулась и подошла к столу, возле которого Трунов придирчиво изучал протокол.

– Стариков больше не обижай, – проговорила она без эмоций.

Трунов поднял на нее взгляд, и его лицо сморщилось, будто он проглотил столовую ложку рыбьего жира, а соленый огурчик, чтобы заесть, никто не предложил. Он кислым тоном поинтересовался:

– Стариков нельзя? А тебя можно?

– Меня? – переспросила Валерия, помедлив. – Можешь попробовать. А стариков не стоит.

И, подхватив Любовь Матвеевну под ручку, а другой рукой взяв кошачью переноску с уткой Глафирой, направилась прочь.