Книга Золотое правило молчания, страница 30 – Галина Владимировна Романова

Лада пообещала. И с первых же выплат на заводе купила ему то, что он просил. Сын был признателен. Но благодарил сдержанно. Как всегда, просто кивнул. Тут же спрятал флакон с туалетной водой понадежнее, строго приказав младшему не трогать.

Тот пообещал. Но нашел и тронул.

Ох, зря она назвала его в честь своего брата — Вадика. Запросто вместе с именем унаследует его дурные черты. Не нашел бы ее заветную коробочку! Беды тогда не оберешься.

Лада встала, плотнее прикрыла дверь и, подумав, подперла ручку спинкой стула. Снова полезла на верхнюю полку, достала коробку из-под старинных туфель, изношенных еще в девичестве. Сняла крышку и уставилась на ровные ряды денежных пачек. Подрагивающими пальцами потрогала купюры. Достала несколько пачек, проверила содержимое. Нет, не кукла. И не фальшивка. Настоящие. Она уже пробовала их тратить. Принимали везде. Не фальшивка точно.

Но куда вот ей их девать — так много. В банк нести нельзя по понятным причинам. Дома в коробке из-под обуви хранить — безумие. Вадимка дотошный. В ее отсутствие проверяет и находит все, что Лада от него прячет. И если найдет деньги…

Узнает ее старший сын, школьные товарищи и соседи. Узнают все! Вадимка болтунишка.

Куда же спрятать? Тут ведь не только ее доля. Тут еще и доля Вадика.

Куда же, куда спрятать?..

Дверная ручка дернулась вверх-вниз. Дверь содрогнулась.

— Мам, ты опять закрылась? — заныл Вадимка. — Ну чего ты опять? Открой!

— Я переодеваюсь, отстань.

— Ты же только пришла с работы. Куда собралась? — не понял младший.

— Меня пригласили на день рождения к одному из наших сотрудников, — принялась она врать сыну на ходу. — Не хотела идти, да надо. Чисто политический вопрос.

Пока врала сыну, успела стащить старый свитер и снять с вешалки блузку с широкими рукавами. Куплена была сто лет назад и не надевалась ни разу. Вырез слишком глубокий. Рукава претенциозно широкие. Надела сейчас за десять секунд. Сунула коробку с деньгами в свою сумку, в которую можно треть мешка картошки поместить. Поправила перед зеркальной дверцей шкафа волосы и отодвинула стул от двери.

— Вот чего ты ломишься, а? — слегка ткнула она пальцем в макушку любимого сына. — Мама переодевается, а ты рвешься.

— Прошу прощения, — лучезарно улыбнулся ее любимец. — А что купила в подарок?

— Я ничего не покупала. Мы скинулись. Кто-то из коллег купит. Мне некогда этим заниматься.

Пока самозабвенно врала ребенку, прошла в прихожую. Обулась в теплые полусапожки. Они с ее черными джинсами «на все случаи жизни» великолепно сочетались. Потянулась за пуховиком. Руки замерли у самого крючка вешалки.

Господи! Когда уже она выбросит эти лохмотья? Пуховику было сто лет в обед. Уже трижды стирался. Пух лез наружу от каждого дуновения ветра. Тепла совсем не держал. И выглядел так, будто она его на помойке подобрала.

Ну, ничего! Она выбросит его уже завтра. Сегодня пристроит деньги понадежнее. А завтра осторожно начнет тратить. Она уже решила как. Будет брать все в рассрочку или кредит. Ненаглядно. И детям объяснение. Они у нее — что старший, что младший — очень подозрительные.

— Ма, а ты долго на дне рождения будешь? — принялся ныть Вадимка, когда она уже оделась и взялась за дверную ручку.

— Не знаю, сынок. Я, может, и вовсе туда не пойду, — вдруг решила она немного отступить от лжи. — Сейчас в магазин зайду, позвоню коллегам, настроения прощупаю и, может, никуда не пойду. Если что, сообщу.