Книга Дневники преступной памяти, страница 34 – Галина Владимировна Романова

– Зачем?

– Чтобы видеть того, кто за спиной. Того, кто наблюдает. Того, кто готовит какой-то зверский план.

– На меня намекаете?

Он вдруг страшно оскорбился. Почувствовал себя уязвленным, незаслуженно обиженным. Он вот ей помогает, а ему от нее прилетает пощечина!

– Нет. Вы хороший, добрый человек, – тут же поспешила его успокоить Царева.

И даже по руке похлопала. Снисходительно!

– Но вы ведь тоже за мной наблюдали, – глянула она исподлобья.

– Я не наблюдал, я восхищался, – опротестовал тут же Воронков. – И вовсе не желал вам никакого зла.

– Знаю. Спасибо.

Потом они заговорили о том, кто в какой комнате разместится. Варвара категорически отказалась занимать хозяйскую спальню. И когда он принялся настаивать, пригрозила бегством. Решили, что она займет его кабинет.

Комната была с балконом – светлой и уютной. Там стоял удобный широкий диван. Пара пухлых кресел – одно у балкона, второе в ногах дивана. Старинный секретер, доставшийся Воронкову от бабки и достойно отреставрированный одним из именитых мастеров. В узкой глубокой нише он разместил полки – на всякий случай – и закрыл их японской ширмой. Полки до недавнего времени пустовали. Теперь на них лежали вещи Варвары. И еще в комнате стоял его рабочий стол с компьютером, принтером и удобным офисным креслом. Стол был двухтумбовым. Слева в ящиках размещался запас новых канцелярских товаров. В правых – его мемуары.

Он даже не стал ее предупреждать, чтобы она не лазила по его ящикам. Думал, это само собой разумеющееся. Это подразумевалось по умолчанию – не трогать вещи хозяина, который оказался очень добр к ней.

А она тронула! Без спроса! Тронула то, что ни одно око человеческое не видело. Ни одно, кроме его. И это впервые отрезвило Сергея Сергеевича. Да так, что он не только пожалел о своем спонтанном решении – поселить у себя незнакомую женщину, но и позволил себе усомниться в правдивости ее рассказов.

– Что вы делаете? – довольно резко воскликнул Воронков.

Он преодолел разделяющее их расстояние быстрым шагом и довольно грубо вырвал у нее из рук стопку бумаг со своими стихами. И сграбастал те, что уже были ею прочитаны и лежали аккуратно на крае стола.

– Простите. – Она заметно побледнела, опустила с кресла ноги.

– Это личное! – не меняя интонации, воскликнул Воронков.

– Простите. – Ее прекрасные глаза наполнились слезами. – Я не должна была. Просто вас долго не было. Я заскучала. Пыталась включить компьютер, чтобы почитать новости. Вы же запретили мне пользоваться телефоном. Компьютер запоролен. И тогда я…

То, что она пыталась влезть в его компьютер, еще больше его разозлило и даже напугало.

Что он знает об этой женщине, кроме ее рассказов?! Она наговорила ему всякой чепухи о себе. Выставила невинной жертвой. А так ли это?!

– Вас не учили, что трогать чужие вещи нельзя? – сузил глаза до щелок Воронков. – Не рассказывали, что это неприлично?

– Простите. – Она закусила нижнюю губу, которая тряслась. Тут же попыталась ему обезоруживающе улыбнуться. – Но то, что вы пишете, мне понравилось. Честно! Это так искренне. Так мило.

– То, что я пишу, не может нравиться. Это бездарная графомания, – почти возмутился он такой неискренности. – А то, что вы мне сейчас льстите и врете, только усугубляет ситуацию.

Он наклонился к ящикам стола, бегло все осмотрел. Ничего не пропало. Все лежало аккуратно, она не рылась. Он задвинул ящики. Закрыл дверцы и повернул ключи сначала слева. Потом справа. Ключи вытащил и спрятал в заднем кармане штанов. Следующая мысль, что настигла, почти его парализовала.