Книга Эхо преступления, или Интервью с Царевной, страница 64 – Алёна Александровна Комарова

— Может быть. А вы убийство помните? Что произошло в тот день, когда их убили?

— А ты сама-то не помнишь?

— Я еще маленькая была. Помню только страх.

— Да, тогда страх захватил каждого — грустно покивал головой Роулов.

— А подробности не помните?

— Все помнят это жуткое преступление. В красках. И бабушка твоя Надежда Семеновна тоже помнит.

— Я у нее не интересовалась.

— Почему?

— Не интересно было.

— А сейчас значит интересно — не поверил Роулов.

— Не так часто в нашем селе преступления происходят.

— Ох.

— Раз в двадцать лет. Вот я и вспомнила — Рита не могла себе объяснить почему так яро интересуется преступлением у главы поселения, но попыталась — вы ведь ровесники с Гордеевым покойным. Дружили?

— Дружить не дружили. Вместе работали. А так и не помню подробности. Вроде бы у них автомобиль угнали. Его потом нашли. В местном канале. Утопленный. Угонщик не справился с управлением. Скатился в канал с водой. Там и потонул. Но это все не точно. Я старался все забыть. Ты правильно подметила. Мы все тогда боялись. Думаешь взрослые не чувствовали такой же страх и ужас, как дети? Не хочу вспоминать. Тяжело.

Роулов не был трепетной барышней. Всю жизнь он работал, отращивая клыки акулы бизнеса, но событие двадцатилетней давности, а точнее его воспоминание отражались на его лице горькой грустью.

Станислав Игоревич многое пережил, многое видел в этой жизни, возможно, по этой причине хотел быстрее закончить неприятную тему разговора. Рите и самой было мучительно больно ворошить ее. Но также она знала, что очень сложно утихомирить свою любознательность. Не добившись ответов на все поставленные вопросы, она потеряет сон, покой, нервы и разучится разговаривать, потому что мысли будут заняты конкретной проблемой. Вопрос, на который нет ответа, обрекает её на муки. Зудящий головной мозг болезненное состояние.

Она еще не знала, как далеко может завести ее любовь к расследованиям. Она еще не догадывалась, что пойдет намного дальше, чем это разрешено собственной любознательностью. А если уж быть точной, то Рита не собиралась влезать в это дело. Причина до простоты банальна — двадцать лет прошло с того преступления. Временной интервал слишком велик, чтобы пытаться разобраться и найти преступников. Но более весомая причина скрывалась в боли. Да, в душевной боли. Она ничем не отличалась от раны, которая долгое время не может зарасти. Она медленно заживает, покрывается корочкой. Но приходит какая-то Рита и расковыривает ее. Кровь хлещет.

Роулов перевёл тему разговора, как будто почувствовал её мысли, но потом Рита догадалась, что ему просто хотелось пожаловаться.

— Я пришёл на эту должность, чтобы восстановить село. Столкнулся с такими трудностями.

— С какими? — без интереса спросила Рита.

— За каждую копейку приходится бороться. Приходится выпрашивать. Шагу шагнуть нельзя без разрешения вышестоящих органов. И в тоже время нужно со всеми дружить. Не станешь дружить, бюджет уплывёт в другое село. А чего стоит неосвоение бюджета? Это же зубная боль. Приходится выкручиваться, юлить, лишь бы никто не прикопался. А потом проверки, проверки. Толпой ходят, комиссии собирают, акты составляют.

— Вы собираетесь с этим бороться? — безучастно поинтересовалась Рита.

— Бесполезно. Я ещё, когда в колхозе работал, знал, что мы — трудяги — кормим бюрократов. А сейчас их столько развелось. Только и знают, что протоколировать и штрафы выписывать. Думают, что каждый второй глава — коррупционер. С таким бюджетом хватило бы на развитие села, не то, что в карман отложить.