Книга Сердце знает, страница 127 – Кэтлин Игл

Когда подействовал эндорфин, его мысли перестали крутиться вокруг Хелен и той убийственной новости, которая взорвалась, как бомба. Сейчас он чувствовал себя так, что, казалось, мог бежать и бежать до самого горизонта. Но когда увидел, что черная овчарка ждет его наверху, понял, пора возвращаться домой. Он притормозил, перешел на ходьбу, сделал несколько глотков воды, кинул взгляд на отцовских лошадей, которые паслись возле забора Ласт Стэнд Хил — фермы Роя. Гулкие удары сердца твердили о собственной уязвимости.

ОС-то-РОЖ-но, ОС-то-РОЖ-но.

Осторожно? Обычно оно стучало: по-МЕДЛЕННЕЕ, ПОМЕДЛЕННЕЕ, по-МЕДЛЕННЕЕ. Опять Старик играет с его мыслями? Быть осторожным, но с чем?

— Эй, а что ты думаешь о кондиционере? Здорово, правда?

Тук, ТУК, тук, ТУК. Тебе нравится воздух, которым ты сейчас дышишь? Чистый и вкусный, правда?

Это был Старик, все хорошо.

— Ты знал, что у меня есть сын?

Он посмотрел на Плаксу, который бежал за ним. Пес бежал с открытым ртом, и его оскал походил на улыбку. Он смотрел преданными глазами. Ризу не хватило смелости ответить: Я не с тобой говорю.

— Не думаю, что она тебе рассказала, — бросил он тому, с кем разговаривал. — Она была бы сумасшедшей, если бы доверилась кому-либо, кроме меня. О тебе нужно волноваться, о тебе и твоей истории.

Ну так волнуйся. Волнуйся обо мне. Но будь ОСТОРОЖЕН.

— Я говорю, что это она волнуется, а не я. Я не думаю о тебе. Черт, все кончено.

Нет, не все. Теперь ты должен бояться за себя. ОСТЕРЕГАЙСЯ.

— Остерегаться чего?

— Смотри, как ты ходишь, куда идешь. Иди медленно. МЕД-ленно. МЕД-ленно.

— Ты Картера тоже так преследуешь или только меня? Ты плод моего больного воображения. Он умерил шаг и стал смотреть под ноги. — Хорошо, я иду медленно. Видишь? Я слежу. Я…

Это все его фантазии, но трава на пастбище стала зеленее на той стороне дороги, где нашли тело его отца. И именно на этой зеленой полосе он встретился с металлическим зверем.

Хелен постучала в заднюю дверь. Плакса тут же ответил на стук сначала лаем, а потом стал скулить, пока Риз не открыл дверь. Одетый в одни джинсы, Риз только что вышел из душа и не мог ничего сообразить. Ни радость, ни гнев не отразились на его лице. Она не была даже уверена в том, что он ее узнал.

— Не возражаешь, если я войду?

Он открыл дверь и отступил, жестом приглашая войти. Девушка потрепала пса, заметила, что шерсть стала гуще, что у него новая повязка: — Кто-то почистил тебя, причесал, — говорила она собаке. И подняла глаза вверх. Сложенные на груди руки, каменное лицо, вытесанное из темного гранита. — Он теперь живет в доме?

— Называй это переменами. Справляюсь теперь сам, делаю перестановки, купил большую кровать.

— Ты теперь больше …

— Ты ему уже сказала?

— Да. — Она еще раз погладила собаку и поднялась. — Я сказала ему, что ты ничего не знал о нем, и пыталась объяснить, почему я ничего тебе не говорила.

— А сейчас ты собираешься объяснять это мне, — сделал вывод Риз и открыл дверцу шкафа, чтобы достать стакан и какое-то лекарство.

— В этом нет ничего такого. Что это у тебя? — Ладно, пусть это грубо, но она должна спросить. Так же как и он, она хотела все знать.

— Эго? Таблетки. Я глотаю таблетки. Своего рода, противоядие против всего, что происходит. — Он губами захватил с ладони таблетки и запил водой. Она все еще смотрела на него, когда он поставил стакан на стол; он предложил ей воду: — Хочешь? Садись, проглоти таблетку, и будем нести чепуху.