Книга Сердце знает, страница 13 – Кэтлин Игл

Когда сын подошел к телефону, Хелен старалась разговаривать с ним без лишних сантиментов. Он всегда был взрослый для мамочкиного сюсюканья, еще с тех пор, как пошел в детский садик.

— Все классно, мам. Завтра мы идем в поход в горы Сан-Хуан. Будем есть то, что найдем по дороге.

Напротив трое мальчишек, сидя на земле, играли в камушки. Не думала, что дети все еще играют в камушки. Она улыбнулась. — А что, если вы ничего из еды не найдете? Разве сейчас сезон?

— В лесу всегда есть еда, мам. Это проверка на выживание.

— Но у вас, на всякий случай, должны быть консервы.

— Ни в коем случае, мам, это было бы нечестно. Может у вожатых что-то и будет с собой, но я буду терпеть.

— Значит, я послала им мальчика, а назад получаю мужчину.

— Ты за это им платишь. Я вчера в баскетбол набрал 14 очков. У меня уже неплохо получается.

Она закрыла глаза и кивнула, представив его в длинных шортах, мокрые волосы прилипали к шее. Он носил длинные волосы, иногда заплетал их в косичку. Он так решил, когда подрался с одним мальчишкой в школе. Это был белый, как его мать, он сказал, что Сид — полукровка, и он заявил, что ему не нравится это слово, ему не нравится ничего полу. Ему просто не нравиться — полу. Поэтому, он хочет идти до конца, отбросить белую половину, которая ничего не значит, потому что индейская половина заметнее. Она тогда еще попросила его подумать, но он проигнорировал ее слова. Черт, ему уже почти двенадцать.

— Мне приятно это слышать. А как насчет того, чтобы писать?

— Я веду журнал. Это то, что входит в программу. Пытаюсь писать каждый день.

— Я имела в виду письмо.

— Боже, тут так много всего происходит, у меня нет времени ни на какие письма.

Господи, его голос меняется. Грубеет. Совсем, как у мужчины, как…

У меня нет времени ни на какие письма. — Те же слова говорил Риз.

— А чем ты, мам, занимаешься?

— Просто работаю в казино, милый.

— Не просто, ты ведь расследуешь, верно?

Она улыбнулась. — Тебя послушать так я — Бонд. Джеймс Бонд.

Сидни копировал голоса лучше, чем она. — Да, но к тому времени, как ты приедешь из лагеря, все закончится.

— Так ты разрешаешь мне остаться на обе смены?

— А ты этого хочешь?

Она услышала колебания в своем голосе. Ей хотелось приписать сомнения тому, что разлука с мамой будет слишком долгой. Самой долгой разлукой за его жизнь. А он ведь еще слишком мал, чтобы легко это перенести. Он еще мальчишка. Она уже, конечно, не Мамуля, но все еще Мама. И маме не хотелось, чтобы ее тревоги порождались чем-то еще, а не только одиночеством материнского сердца. Ее сын был так далеко. И сейчас она понимала, что ей понадобится больше времени, чем казалось, для выполнения этой работы. Мама не позволила бы рискованной работе Хелен затмить желание быть со своим ребенком. Но Хелен должна была закончить работу. Хелен должна зарабатывать.

— А знаешь, здесь действительно клево. Все в лагере — индейцы. Я не единственный, понимаешь? Есть ребята из Аляски и Флориды, из Монтаны и Нью-Йорка. Из самых разных мест, мам. Но все мы, по крайней мере частично, индейцы, и это классно.

Хорошо было то, что Хелен не надо было для поездки в лагерь, который частично финансировался из федерального бюджета, предоставлять доказательства принадлежности сына к какому-нибудь племени. Учителя Сидни порекомендовали его, и все, что ей оставалось сделать, это подписать свидетельство, что у мальчика, по крайней мере один предок — коренной американец. Она надеялась, что ничем не рискует, подписав этот документ и заполнив графу «название племени» словом «лакота». Это звучало неопределенно. Племен лакота было много.