Книга Сердце знает, страница 143 – Кэтлин Игл

— Наверное, нелегко, — улыбнулся Риз. Его рука все еще согревала ее живот. — Он часто плакал? Когда он начал ходить, говорить, ну, и все такое?

— Его первым словом было «нет», а бегать он начал раньше, чем ходить. Ему все было интересно и очень не нравилось, когда его отнимали от груди. Меня это устраивало, ведь, когда я его кормила, я должна была держать его на руках, а иначе, он начинал вертеться.

Она положила голову ему на плечо, а руку на грудь. Теперь она обнимала его так же, как он обнимал ее, пока она рассказывала ему о детстве Сидни.

— Когда Сидни был голоден, он никогда не плакал, но всегда давал мне понять, что его пора кормить. Однажды мы сидели в машине на краю стоянки. Подруга пошла в магазин, а мне пора было кормить Сидни, поэтому я осталась в машине. Окна были открыты, и я почувствовала, что кто-то наблюдает за мной. Обычно я прикрывала грудь, но было лето, и я немного расстегнула блузку…

— Это был мужчина?

— Нет, какая-то старушка. Она смотрела на меня и плакала. Когда я взглянула на нее, она улыбнулась и извинилась за то, что наблюдала за мной. — Хелен посмотрела на Риза, грустно улыбаясь, почти так же, как та старушка. Теперь она понимала ее лучше, чем в тот момент. — Женщина сказала, что она выкормила десятерых детей, и самый младший был моего возраста. «Глядя на тебя, я просто чувствую, как маленький ротик ищет сосок в ожидании молока. Так приятно, когда ты кому-нибудь нужен», — сказала мне старушка. — И я подумала, что она права, но когда в тебе нуждаются так сильно, когда от тебя полностью зависят… — Хелен замолчала, пытаясь подобрать другие слова, чтобы выразить эту мысль. — Мне кажется, я всегда этого боялась. Сидни научил меня справляться с этим.

Риз, кивнул, произнеся с трудом: — Я рад, что этому тебя научил Сид, а не другой мужчина.

— Я тоже. Честно говоря, у меня не оставалось времени на мужчин.

— У меня тоже, после того как я перестал играть за «Ма-верикс». — Риз улыбнулся, а его рука скользнула немного выше.

— Мне кажется, я не избаловала его. Он не маменькин сынок.

— Нет. Но я понимаю, почему ему не нравилось, когда ты отнимала его от груди. Я бы тоже возражал. — Он расстегнул застежку ее лифчика, шепча: — Пойдем в машину. Спорю, и мы сможем вызвать слезы на глазах старушки.

— Это ты меня назвал старушкой?

— Я уже заставил тебя плакать. Тебя я называю моей женщиной, — Риз усмехнулся. — И я зову тебя с собой, моя женщина.

Хелен рассмеялась, но когда он начал ласкать ее соски, замолчала и вздрогнула. Ее тело потянулось к нему. Риз поцеловал ее, и Хелен почувствовала, как его язык проник ей в рот. У них обоих перехватило дыхание, и они перешли на жаркий шепот:

— Ну же, пойдем в машину, — Риз отнял руку, — пока нас не застали в гостиной.

— Если нас застанут в машине, тоже будет не очень хорошо.

— Давай куда-нибудь поедем. Плакса во дворе. Он присмотрит за Сидом.

— У тебя завтра встреча?

— В девять, по местному времени.

— Ты можешь остаться на ночь здесь.

— Да? — Но тебе придется спать на диване.

На рассвете Риз встретил Доузера и Тайтуса возле баскетбольного шита.

Он ушел, а его сын, жена и собака остались спать в квартире, которая была чужой для каждого из них. Пробираясь в неверном утреннем свете почти наощупь, среди взятой на прокат мебели, он вдруг с особой силой ощутил нелепость ситуации: в этой квартире жили его близкие, но сама квартира была чужой. Тысячи раз он по утрам выходил из меблированных комнат, но сегодня все было совершенно иначе. Сегодня он двигался осторожно, стараясь не потревожить близких ему людей, словно опасаясь ненароком разорвать тонкую ниточку, связавшую их совсем недавно.