Книга В кривом зеркале, страница 113 – Галина Анатольевна Богдан

С него и начну. Не так прост оказался паренек, каким представлялся. Да и не представлялся даже — его представляли. Не ко двору пришелся парнишка из верхних слоев общества нуворишам. Те, что называется, из грязи и сразу в князи попали. Не скажу, что плохо это. Но и хорошего мало.

Там каждого с первого слова узнать можно, кто и откуда. Через одного отпрыски колхозников и рабочих. Хоть и стремятся себя за аристократию выдавать. Уроки берут — этикет, деловое общение, визаж, правила хорошего тона.

— Это разве не одно и то же?

— Кому как, а ежели денег слишком много, то не одно. Степенно прогуливаются вдоль заборов, кланяются, справляются о здоровье. Устраивают балы и рауты светские. Визиты наносят. Но пробивает традиционное воспитание. Оттого и злобствуют. Особенно злобу сгоняют на тех, что лучше, ярче, успешнее. Вот и нашла коса на камень — хотя трудно понять, кто в нашей истории косой оказался, а кто камнем.

Собесский тоже не из ангелов. Но мужик справедливый. С понятиями. И с трудностями финансовыми. Папенька долгов при жизни наделал — широко жить любил. А кто не любит, если средства позволяют? Маменька тоже на широкую ногу привыкла жить. Брюлики, горжетки соболиные, блины с икоркой, устрицы из Лозанны.

— Прямо-таки из Лозанны? — усомнился полковник.

— Типа того, к слову пришлось. Теперь представьте: у парня ни имени, ни связей — с папашиными приятелями принципиально не общался: не сошлись во взглядах на искусство. Юношеский максимализм конкретно аукнулся. Вот он и пробивался к художественному олимпу как мог. Всеми правдами и неправдами.

— Ты же сказал: с понятиями.

— Сказал. Но кушать всем хочется. Бог с ними, с устрицами. Но маслице хлебу не помешает. Попробуй сегодня в богему влезть — тамошние аксакалы съедят с потрохами — время шедевров и мастеров уходит безвозвратно. И не смотрите на меня так: я не свою точку зрения высказываю. Моя никого в тамошних слоях не интересует. Собесского-младшего, кстати сказать, тоже. При всех его талантах.

А вот масскульт вполне достижим. И привлекателен с позиции хлеба насущного. Вот и стал Франц Ипполитович монстров железных клепать. Я думал, последствия белой горячки. Ошибался слегка: этих уродов покупали хорошо. Оптом даже. И заказов у Франца хватало. В том числе и заграничных. Параллельно он картины писал. Для души. Портреты в основном. Проникновенные. Да вы и сами видели. В общем, деньги собирал на мечту.

У нас его философию живописную показывать было некому. А вот на Запад пробиться Францу удалось. Поначалу через интернет — выставлялся в виртуальных галереях. Потом передал несколько работ на выставки в Германию. И пошло-поехало. Только успевай заказы выполнять.

— И когда же, по-твоему, при такой занятости ему удавалось за народом следить? Для шантажа одной философии маловато будет. Или нанимал кого, раз уж деньга с загнивающего запада поперла?

— А не было никакого шантажа. По крайней мере, с его стороны не было. Придумали сказочку местные обыватели. Надо же было иметь причину для всеобщей нелюбви к отличающемуся ото всех ближнему. Алкоголизм? Помилуйте, да кто у нас не пьет? Это, скорее, из области сочувствия. Наркотики? Сказка про белого бычка, поди, докажи. Неудачливость? Так и тут пожалеть не грех. А коль рыльце у каждого первого в пушку, что в голову первым делом придет? Вот именно, шантаж. Хотя и для его расцвета в поселке имелись веские основания. Но об этом чуть позже.