Книга В воскресенье рабби остался дома, страница 88 – Гарри Кемельман

— Хорошо, разберемся. — Харви Кантер отпустил его и поднял трубку.

— Привет, это ты, Хью? Харви Кантер. Как дела?

— Хорошо, а у вас?

— Как нельзя лучше. А как супруга?

— Нормально.

— Что слышно от мальчика?

— Переворачивает вверх тормашками Западное побережье, судя по его последнему письму.

— Прекрасно. Слушай, что у вас в воскресенье вечером?

— Насколько я знаю, ничего.

— А Эдит затевает обычный обед из даров моря — суп из моллюсков, омары и прочее. Может, вы с Глэдис зайдете?

— Неплохо бы, но разве у тебя не праздник?

Харви усмехнулся.

— Подумать только, мой свояк — президент синагоги, а мне приходится звонить католику, чтобы он напомнил мне про Седер. Я так давно его не проводил, что и не вспомню, с чего начинать. Но я покопаюсь и найду для тебя кипу, если тебе от этого будет легче. Так договорились?

— Да, конечно, я только уточню у Глэдис…

— Эдит позвонит ей. О, кстати, что там у тебя произошло с моим парнем? Он говорит, что ты его просто игнорировал.

— Он назойлив, Харви. Поучил бы ты его правилам приличия, что ли.

— Мы их нынче ничему не учим — усмехнулся Кантер. — Они приходят из школы журналистики и уже все знают. Он хороший мальчик, но он смотрит «Первую полосу» по вечерам и воображает себя Хилди Джонсоном. Он сказал, что вы задержали Дженкинса. Он заговорил?

— Да, и хорошо заговорил…

Кантер взял карандаш и блокнот.

— Он лжет. Ни за что не поверю, будто он поехал в Хиллсон-Хаус только чтобы укрыться от дождя, а потом спер у Муза портсигар, решил, что полностью с ним рассчитался, и сидел себе в гостиной, посматривая время от времени, не уехала ли машина. Зачем тогда вся эта история с запиранием дверей?

— Потому что полиция…

— Хорошо, а зачем задергивать шторы и опускать портьеры? Нет, рабби, я иначе вижу эти его двадцать минут. Он вошел в дом, как и говорит, пусть так, но все эти штуки с портьерами и всем прочим он проделал потому, что собирался провести там какое-то время. Войдя в комнату, где лежал Муз, он вытащил портсигар, положил ему на голову лист пластика — как все время и собирался, — и вернулся в гостиную. Ждать.

— Кого?

— Не кого, рабби, а чего: пока Муз не перестанет дышать. Все налицо — мотив, возможность, средства. Более того, когда они его заворачивали, он заметил, что неплохо бы накрыть ему голову, — можно рассматривать это как преднамеренность. Чертовски странно, что помочь Музу добраться домой он напрочь отказался, а на кровать его вместе со всеми укладывал. Почему он не сказал тогда: «Да черт с ним, пусть лежит на полу»? Ребят мы об этом не спрашивали, но держу пари, когда мы начнем разбираться, то выясним, что это Дженкинс первым предложил спеленать его.

— Не сомневаюсь. И Джейкобс, конечно же, поверит в это — а вам и в голову не придет, что это нечестно.

— Легко поверить в то, во что поверить хочется? Согласен, это возможно. Обычная человеческая слабость. Но палка-то эта о двух концах. Точно так же неправильно отказываться от доказательства только потому, что оно указывает на того, кому вы сочувствуете. Ладно, все это пустяки. Вы не указали на ошибки в моих рассуждениях.

— Ошибки? Горфинкль и Джейкобс нашли дверь незапертой и приоткрытой. А Дженкинс сказал, что поставил защелку так, чтобы замок захлопнулся. И скорее всего он не врет — это было бы бессмысленно.