Книга За пеленой дождя, страница 68 – Анна Карлссон

На двери кабинета, где обычно принято вешать табличку с фамилией доктора и временем приема, был приклеен пластырем обычный лист бумаги. Очевидно, после недавнего ремонта не все еще было устроено, как положено. На листе бумаги я прочитала «Кандидат медицинских наук, профессор, доцент кафедры психиатрии и душевных болезней. Заслуженный врач Иванова Татьяна Анатольевна».

От обилия регалий и званий я совсем растерялась. Посещая обычного участкового терапевта в поликлинике, я испытывала священный трепет перед врачевателем человеческих тел. Тут же, помимо тела, врачевали души. В этом я нуждалась больше всего. Что-то было не в порядке с моей душой. Я это отчетливо осознавала.

Тщательно вытерев ноги о коврик у двери, я решилась постучать. Услышав сухое «войдите», заглянула внутрь и поздоровалась, не решаясь сделать следующий шаг.

Сидевшая за столом доктор в халате жестом пригласила меня зайти. Даже не зная заранее всех званий и регалий, весь вид ее говорил о серьезном отношении к делу. Стройная, статная, с гладко зачесанными и спрятанными под накрахмаленную шапочку волосами, она выглядела образцом высококлассного специалиста. По крайней мере, в моем понимании.

— Итак, — приступила она к делу, взглянув на меня чересчур внимательно.

Интересно, что обо мне рассказала Ирка…

— Что вас беспокоит? — продолжила доктор, впиваясь взглядом в меня.

Я сразу предположила, что в психиатрии есть какой-то метод, позволяющий узнать о болезни пациента по глазам. Что-то такое я читала в интернете. Не помню, как назывался этот метод, но некоторые симптомы болезни я обнаружила у себя, изучая радужку собственных глаз в зеркало и сравнивая с описанием, дающимся в статье. Опасаясь преждевременных выводов, я поспешила опустить глаза. Описывая собственные многочисленные проблемы, я рассматривала узор на полу.

Рассказ длился довольно долго, как мне показалось. Я поведала о подавленном настроении, о бессоннице и неизвестно откуда появившейся чувствительности. Не стала скрывать ощущений, что сердце мое сжимает металлический обруч. Единственное, о чем умолчала, так это о походе к колдунье. Вряд ли профессор медицины, доцент и просто умный человек сумел бы правильно понять пристрастие к всякого рода мистике и прочим колдовским штучкам. А слушать от такого уважаемого доктора о том, что я дремучая личность, совершенно не хотелось. Меня в этом и так убеждали с детства и, наконец, убедили. Сомнений в собственной глупости у меня больше не осталось. Но ведь и дуракам надо как-то жить. Для себя я решила, что лучше делать все молча, чтобы лишний раз не нарываться на «комплименты». Еще папа в детстве говорил, чтобы я больше молчала, чтобы сойти за умную.

Доктор слушала меня, ни разу не перебив. Изредка она задавала на первый взгляд ничего не значащие вопросы. Но я-то догадывалась, что они наверняка имеют глубокий смысл и большое значение для специалиста.

Вытащив из кармана халата необычный приборчик, напоминающий молоточек с резиновыми концами, она легонько постучала им по моим коленкам. Затем заставила смотреть на кончик, переводя молоточек, то вправо, то влево. Было очень интересно, какие выводы о состоянии моего здоровья сделала доктор, но спрашивать не стала, боясь показаться нетерпеливой. Татьяна Анатольевна что-то записывала в блокнот, иногда отрываясь от записи и разглядывая меня. Чувствовалось, что дела мои не слишком хороши.