Книга За пеленой дождя, страница 69 – Анна Карлссон

Наконец доктор заговорила:

— У меня создалось впечатление, что ситуация несколько серьезнее, чем показалась на первый взгляд, — она снова замолчала, внимательно наблюдая за моей реакцией.

Я чувствовала себя пациентом, который знает о своем смертельном заболевании, но надеется услышать от лечащего доктора что-то утешительное.

— А что у вас с наследственностью? — она подошла ко мне ближе и, приставив лупу, принялась изучать мой левый глаз. Затем перешла к правому.

— Вроде все в порядке, — я попыталась вспомнить рассказы бабушки и родителей о дальних родственниках.

Тут меня прошиб холодный пот. На ум пришел рассказ бабушки о ее двоюродной сестре Тосе, которая потеряла память, ей в карманы вкладывали бумажки с адресом на случай, если потеряется. Если мне не изменяла память, эта Тося все же потерялась и что-то неприятное с ней случилось. Что именно, не помню, но точно что-то ужасное. Короче, Тося погибла. С тех пор, если я, будучи ребенком, что-то забывала, бабушка немедленно сравнивала меня с несчастной. Как же было страшно повторить ее судьбу. Толком я ничего не понимала, но это только усиливало детский ужас перед неизбежным. Оказалось, было в бабушкиных предсказаниях здравое зерно. Тосе той было уже за шестьдесят, когда болезнь обнаружили. Мне же не было и сорока, а провалы в памяти уже проявились. Молодеют нынче болезни… Я в двух словах рассказала доктору о Тосе.

Она только качала головой, с грустью глядя на меня. Я еще отчетливее почувствовала свою обреченность.

— Ну-ну-ну, — поспешила утешить меня Татьяна Анатольевна, видя, как предательски задрожал подбородок и уголки губ поползли вниз. — Все симптомы указывают на рассеянный склероз. Но будем надеяться. Хотя наследственность…

Я ненавидела себя, когда плакала. Бывают девушки, которые умеют плакать красиво. Красиво набегает слеза, делая глаза влажными и соблазнительными. Красиво течет по щеке хрустальной каплей. Мужчинам всегда хочется таких пожалеть. У меня же все, как у бегемота. Нос красный, моментально опухающий, из которого что-то вечно течет. Губы ползут вниз скорбной дугой, распухая и становясь похожими на лепешки. Пожалуй, что бегемот в слезах все же выглядел бы привлекательнее.

— А навязчивыми идеями и прочими признаками паранойи в вашей семье никто не страдал?

Я задумалась, прекратив на время свое преображение в африканского гиганта. Если разобраться, то каждый в нашем семействе страдал от паранойи. Во мне, видимо, все это усилилось и проявилось в более активной форме.

— Я точно не знаю, — начала я, но внимательная доктор не стала больше меня мучить своими вопросами.

Положив свою теплую, мягкую руку поверх моей, попыталась успокоить:

— Это не так и важно. В принципе все понятно. Конечно, нужно еще понаблюдать за течением болезни, чтобы принять окончательное решение. Психиатрия, знаете ли, это не насморк лечить. Струны человеческой души настолько тонки и чувствительны, что тут главное не навредить.

Я была полностью согласна с доктором. Все же есть у нас хорошие специалисты, только попасть к ним сложно. Получив рекомендацию попить валерьяночку в качестве успокоительного, я отправилась восвояси. Непонятно, почему мне не выписали хоть какого-то лекарства. Все же я очень далека от современной науки. Совсем перестала развиваться в своем детском саду. Недаром Женечке со мной скучно и не о чем поговорить. Нынче доктора с лекарствами не торопятся, предпочитая изучить корень проблемы, а не бороться с симптомами. Наверняка мой доктор знакома с последними достижениями науки в области психиатрии и знает, что делать. Она дала мне номер своего личного телефона и наказала звонить всякий раз, как только что-то будет беспокоить или покажется странным. Еще сказала, что нужно не пропустить главный симптом, который раскроет полную картину болезни. Я мало разбираюсь в медицинских терминах, но одно уловила точно — болезнь у меня серьезная. Спрашивать, сколько мне осталось, я не стала, потому как выглядело бы очень по-киношному. Ощущение, что осталось немного, проявилось внутри меня весьма отчетливо.