Книга Из зеркала, страница 43 – Ольга Кунавина

— Да, Полетаев, как только в наши края приехал, так сразу же решил здесь обосноваться, — сказала Латынина.

— Между прочим, его на это приреченская усадьба подвигла, — сообщила Эля. — Он об этом и в своём дневнике записал. Кстати, он в нём упоминает о некой Софье Казимировне. Дедушка вашего мужа ничего вам о ней не рассказывал?

— Софья Казимировна? — переспросила Кира Дмитриевна. — Нет, мне кажется, Василий Иванович никогда этого имени не называл.

Вернувшись из библиотеки, Эля перегладила высохшее постельное бельё. Зайдя в гостиную, она увидела на каминной полке ноутбук Андрея. Открыв его, устроилась в кресле и не один час просматривала в Интернете сведения о художнике Полетаеве, надеясь, что где-нибудь да всплывёт имя «Софья Казимировна», но все её поиски не принесли никакого результата. Отчаявшись, Эля перешла на сайт неренской художественной галереи, чтобы узнать часы её работы, как вдруг почувствовала, что у неё за спиной кто-то стоит. Она резко обернулась и увидела Таню, которая, затаив дыхание, смотрела на экран ноутбука.

— Любопытной Варваре нос на базаре оторвали, — холодно произнесла Эля и закрыла ноутбук.

Таня скорчила гримасу:

— Между прочим, это моя комната. Что хочу, то и делаю. А ты зря с нами сегодня не поплыла. Мы были на таком красивом острове! Он называется Бисеровский. У него один берег скалистый, а другой песчаный. Я никогда такого мелкого песка не видела. А ещё мы нашли старое кладбище. Там, где раньше был монастырь. Смотрим, одна из могил вся в цветах, а на плите выбита надпись, что в этой могиле похоронена Агапия и что она была великой грешницей.

— Кому что, а тебе — могилы, — сказала Эля. — Странно, что ты не осталась там ночевать.

— Стёпа сказал, что эту Агапию люди за святую почитают, потому что при жизни она исцеляла людей, да и теперь на её могиле всякие-разные чудеса происходят. Пока мы там были, человек двадцать на катере к Агапии приплыли. Кстати, Стёпа сильно расстроился, когда мы сказали, что тебя с нами не будет.

Эля изумлённо уставилась на Таню:

— Стёпа? Я не ослышалась?

— Ну да, — пожала плечами Таня. — А что тут такого? Он мне сам разрешил так себя называть. Я у него спросила: «Можно, я вас Стёпой буду звать?» Он сказал: «Можно».

«Ну да, — мысленно усмехнулась Эля. — Для него возраст значения не имеет. Ему всё равно, кому голову морочить: девице пятнадцати лет или двадцати пяти».

Утром Эля отплыла на «Зуше» в Неренск. Для начала она побывала в художественной галерее, где в одном из залов действительно висел портрет Лидии Николаевны Соколинской кисти художника Полетаева. Голубоглазую блондинку нельзя было назвать классической красавицей, но у неё были очень нежные черты лица, которыми хотелось любоваться. И, несмотря на то, что портрет находился в окружении других созданных Полетаевым женских образов, именно Соколинская прежде всего привлекала к себе внимание. «Немудрено, что её выбрал Тормасов», — подумала Эля.

Побродив по залам галереи, она направилась в краеведческий музей. Уже знакомый сотрудник музея, встреченный ею в вестибюле, проводил её в кабинет Готовцевой. Алла Сергеевна оказалась женщиной средних лет. Она была брюнеткой, с тонкими чертами лица и большими тёмно-карими глазами. Её длинные волосы были распущены по плечам и впечатляли невероятной густотой. Когда Эля вошла в её кабинет, она раскладывала на поверхности стола небольшие книжки в картонных обложках.