Онлайн книга «Мой дедушка – частный детектив»
|
«Об этом я слышала», – мысленно отозвалась Каэдэ. Значит, все-таки Мадофуки действовал не просто напоказ… Когда дед только начинал превращаться в Мадофуки-сэнсэя, видимо, помимо желания просто следить за чистотой окон или перебрасываться словом с проходившими по коридору учениками, он на самом деле преследовал скрытую цель. А именно – воплощение на практике так называемой «теории разбитых окон». Мысленно Каэдэ вернулась к объяснениям деда. Когда в городе не меняют разбитые стекла в окнах заброшенных домов или машин и оставляют как есть граффити в метро, люди рассуждают примерно так: «Ясно, значит, так и надо, ведь до сих пор никто не уделил этому внимания». И тогда разбитых окон и граффити становится все больше. Нравственность местных жителей мало-помалу приходит в упадок, мелкие правонарушения влекут за собой все более тяжкие и жестокие преступления. Так что же можно предпринять заранее, чтобы не допустить этого? Применить «метод Мадофуки». В начале девяностых годов двадцатого века озабоченный участившимися случаями тяжких насильственных преступлений мэр Нью-Йорка, опираясь на «теорию разбитых окон», выделял гигантские суммы, чтобы избавиться от граффити в подземке. В итоге таких преступлений стало совершаться гораздо меньше, в сфере общественной безопасности Нью-Йорка отмечались разительные перемены к лучшему. «Впрочем, никаких преступлений от детей я и не ожидал, – со смехом уточнил дед. – Когда окна чистые, возникает желание сделать так, чтобы чистыми были и полы, и коридоры. И пыль в классах не дает покоя. В окнах – вот в чем смысл. Когда видишь чистые окна, смыслом становится чистота – в это я искренне верю». В эти размышления о словах деда вклинилась Мисаки: – Эй, Каэдэ, ты слушаешь? – Прости, прости! Так о чем речь? – Потому-то Мадофуки-сэнсэй Второй, подобно Первому, обожает поливать цветы в школьном дворе – настолько, что из прекрасного и просторного директорского кабинета на втором этаже перебрался в тесную комнатушку на первом, где клумба прямо перед окном. Не представляю себе, каково это – так любить цветы, – добавила Мисаки, показав в усмешке зуб, похожий на клык. Видимо, этот зуб очень нравился ей самой, потому что на все предложения родителей исправить его она упорно отвечала отказом. «Он тебе идет, Мисаки. Сама по себе ты прежде всего сильная, а с ним – еще и симпатичная. Симпатичнее меня, намного». – Кстати, сменим немножко тему, – предложила Мисаки. – Ты все еще любишь детективы, Каэдэ? Какое там «немножко». Поворот – круче некуда. – Угу. Кроме них, других увлечений у меня нет. – Ну, тогда… в нашей школе произошло что-то вроде детектива, но, может, на самом деле лишь подобие детектива, так что ты, наверное, и слушать не захочешь. – Ошибаешься. Еще как захочу. – Детективы ведь делятся по стилистическим и жанровым особенностям, а те – на еще более узкие категории? Ну, «закрытая комната», «разрушенное алиби»… – Угу. – А как тогда называется такая разновидность – знаешь, когда человек вдруг исчезает прямо у всех на виду? «Так и называется – «исчезновение»… Не хватало еще, чтобы ее считали помешанной на детективах. Каэдэ проглотила эти слова, чтобы не выпалить их сразу же. И когда заговорила, наверное, голос прозвучал лишь слегка взволнованно. Мастера классического детектива Эллери Куин и Диксон Карр, в течение целой ночи обсуждавшие этот жанр так и сяк, пришли к выводу, что «для завязки детектива нет ничего лучше исчезновения кого-либо». |